Преферанс. Правила преферанса, справочный материал, Кодекс преферанса, задачи, карточные термины, анекдоты, поговорки, программы для игры в преферанс, книги о преферансе.

Назад | Оглавление | Вперед

Часть 2
В ЛАБОРАТОРИИ ТРЮКОВОЙ АЛХИМИИ

Сначала обдумай логику изложения.
А когда найдешь ее, не связывай себя.
Прислушайся к своему внутреннему голосу
и следуй ему. Не подражай никому.
Оставайся всегда самим собой.
Уилл Кук

Глава 2
КАРТОЧНАЯ СЮИТА ИЗ ЕВРО-МАНИПУЛЯЦИЙ
Часть 1 | Часть 2

6

С ним, с Тимофеем Логиновым, мне однажды довелось встречаться — году в 1962 или 1963 он пригласил меня к себе домой. На чашку чая. Мы познакомились в Театре Эстрады — я показал ему несколько карточных фокусов, еще не зная, что он в молодости являлся одним из самих лучших российских шанжировщиков (от франц. changer — менять), умеющим классно выполнять различные, в том числе и карточные, подмены. Обладая природным умом и наблюдательностью, он, однако, был не слишком в ладах с грамотностью и произносил "санжировщик", что меня одновременно и слегка коробило, и наполняло ощущением милой старины с ее простотой понятий. Ему понравилась моя демонстрация, и он дал свой домашний адрес, сопроводив его запоминающимся советом:
— По поводу твоих санжировок — держи в уме народную мудрость: сделал дело — не стой под стрелой. Прочувствуй. Истину говорю. Захочешь — заглядывай. Живу я один, жены нет.
Через пару дней я приехал. И просидел у него до позднего вечера. Логинов, которому уже было за 70, оказался великолепным собеседником — пересыпая свою речь пословицами и поговорками, он поведал мне о жизненном пути, показал старые афиши и фотографии, рассказал о дореволюционных эпизодах из тогдашней иллюзионной действительности.
— Я, мил человек, в кафе-шантан не с улицы пришел, — вспоминал он, наливая которую уж по счету чашку чая из пузатого старинного самовара. — Сперва по кабакам работал — начал с забегаловки под названием "Все — к Митрофану", а как оттуда выгнали, по другим двинулся. И не жалею — правильно говорят: куй железо, пока охота пуще неволи. Но еще прежде того служил в мальчиках-ассистентах у самого Гордея Иванова. У Гордея Осиповича. Славный мужик бил. Балаганщик, а — хозяин. И дело знал, и простого человека любил. В Иваново-Вознесенске ярмарка закрывалась — ну, Иванов, стало быть, бенефис закатил, раз уж закругляться требуется. Народ прослышал о бенефисе — так столько людей набежало, что балаган уж набит, а зритель все идет да идет. Иванов вышел, взглянул на толпу, крякнул и дал команду: "Разбирайте, говорит, балаган к чертовой матери — пусть весь народ смотрит!". Вот мы и взялись — все доски в сей же час раскидали, одна арена и осталась. А мы, несмотря ни на что, все представление прогнали — насквозь, с пролога до финала! Эх, какой азарт в нас гудел — весь следующий день потом отсыпались. Широкой души мужик — сейчас таких уж нету. И наш, расейский, до корней волос.
Тимофей Данилович откусил кусочек сахара, прихлебнул чайку и продолжил:
— Другие-то маги-чародеи зарубежными именами обзавелись — учуяли, что публика на иностранщину больно охоча. Тогда — если в жизни он Андрей Фролов, то объявляется Флорандом. Коль наречен был Василием Ларионовым, то в балагане он уж — Леони! А Осип Лев и вовсе — "король современной магии" Некельсон, вот ведь как, и не менее того. На всякого воробья довольно мякины. А Гордей Осипович — нет. Так и писал во всю афишу — Иванов. И народ — шел! Не гнушался. Хотя немного смельчаков таких из фокусников находилось — он да Селезнев, вот, пожалуй, и все. Селезнев, кстати, своеобразный мужик был, колоритнейший. Представь — в парчовом халате, в падающих рукавах, в шапочке-беретике пупырчатом, ни дать ни взять средневековый маг! Из веков Людовика там, директора всей Франции, или еще кого — и с окладистой бородой, будто купец! Ну противоречие — а он доволен. Да, Селезнев тоже публику привлекал. А вот сын Иванова, Гордея то есть Осиповича, Федор — тот сдался моде. Считал, что иллюзионировать способнее в обличье зарубежника. Короче, назвался он Теодором Гарда, а сталось это аж в 1904 году, вон когда!
— А вы? — спросил я. — Был у вас псевдоним?
— Почти нет, — качнул головой Логинов. — Поначалу не потребовалось — я и в кабаках и в кафе-шантанах к столикам выходил, в паузах между хорами, а потом меня знать стали, так что вроде и ни к чему. Да понял к тому времени: псевдоним стреноживает. Писаная торба к ученью глуха.
— Почему в кафе-шантанах? — не понял я. — Вы ж в балагане работали.
— То — по-первости, — улыбнулся Логинов, прихлебывая чай. — Они же в немного человек выступали, каждый на учете и на любого — по нескольку ролей. Меня в клоунады включали, а мне ихний крик-ор не по душе был. Ну, про штуки шутейные и вспоминать-то не хочется. А было ведь! Вбегаешь в уборную после одной роли, а через пять секунд — другая, должен быть готов. Хватаешь новый костюм с гвоздя, на плечи накидываешь и бегом назад. А по дороге смотришь — руки в рукава не лезут. Кто-то двумя-тремя стежками зашил рукава! Зрители смотрят, как путаешься, хохочут, а те, кто вместе с тобой на раусе, вообще за живот держатся, да еще словами подсекут: растолстел, мол, одежка мала оказалась. В другой раз подложили мне в карманы по блину навоза. Чувствую — фрак, вроде, тяжеловат стал, да в спешке не осознал, отнес это на счет карт, монет, шариков разных. Выскочил на раус, одной рукой газовый платок из-за шиворота махнул, тот взвился, а следом ему навоз вверх полетел — я его пальцами захватил и от фалды тотчас швырнул, в темп. Не среагировал на мягкость и текучесть. Публика, припоминаю, даже обиделась: "У нас в деревнях навозу и так полно, а тут его за деньги показывают — почему?". Зато наших клоуна с акробатом аж к стенке качнуло от хохота. Потому главное, мне еще и пеняли: "Иллюзионистам все можно: коровий помет кинул, и ничего. А мы попробуй выйди с такой нагрузкой — хозяин сразу головы оторвет". Хоть и не часто такое случалось, да все ж приятного мало. Главное, конечно, в другом — не любил я балаганной разгульности-разухабистости, не моя стезя.
— Потому и пришли в митрофановский кабак?
— Именно. Да только как пришел, так и ушел. Попросили.
— Вот это да!
— Как хочешь, а из-за женщины. Пела она в ихнем хоре — цену себе знала, держаться умела. Глаза очень красивые. Повлекло меня к ней, хотя всего второй-третий день на ангажементе. А она почти тамошней звездой считалась. И тут вдруг новичок взгляды начинает иметь. Грубых слов от нее не слышал — только улыбки да взгляды заманчивые. Меня изнутри кочегарит, однако мыслей дурных — ни-ни. Полное обожание. Дальше же выхожу в зал, затовариваю в руки колоду карт, оборачиваюсь, ищу столик подходящий да вдруг слышу:
— Эй, голубчик! Подойди-ка сюда, все равно здесь сшиваешься... А пригласи-ка сюда вон ту, из хора — слева. Вот тебе за труды. Давай, милок!
Меня как кипятком ошпарило. Попробовал отговориться:
— Что вы, ваше превосходительство, у нее и голосок-то не ахти. Потому с краю и стоит.
— От непонятливый! Голосок-то ее нам не надобен. Мы и сами, если потребуется споем за милую душу. Ты ее позови — поговорить о том, о сем, познакомиться. Она вон худенькая какая. Угостим. Держи еще подарочек. Иди, зови.
— А трюк-с? Загадка с картами?
— Потом-потом, дорогой. Делай, что сказано. А то рассержусь, да сам подойду. Да еще деньги у тебя отниму. Не доводи до греха, приглашай.
Отправился я за кулисы — хор уже откланялся и двинулся уходить. Бреду, а меня всего колотит. "Что ж, — думаю, — своими руками симпатию передавать буду?". Зашел за дверь, постоял, набрался храбрости, вышел — и прямо к столику.
— Нет, — говорю, — у артистов сейчас отдых, и велели не беспокоить. А если еще и мысли дурные, то пальтишко можете взять с раздевалки.
Тот побледнел, но молчит. Я развернулся — и к себе, в закуток с реквизитом. Какой тут карточный сеанс?! Вхожу в коридор, а она здесь же стоит, дымит папироской. Я ей все и рассказал — путаясь, конечно, запинаясь, да не докончил. Как она в меня молнией стрельнет!
— Ты, — говорит, — мне клиента отбил! Он, может, второй раз и не заглянет! Ах, ты...! А ну показывай, где он!
Я шторку откинул, а тот господин уже что-то метрдотелю строго выговаривает. В общем, в тот вечер все для меня и закончилось. Отказал мне хозяин. Больше я в то заведение — ни ногой. Пуганая ворона свинье не товарищ. Может, оно и к лучшему. Потому что дальше пошли кабаки почище, а затем уже и кафешантаны. Работал я хорошо, посетителям нравилось, да и с хозяевами я не конфликтовал.
Комментарий к рассказу Логинова. Один из самых первых русских кафе-шантанов, называвшийся "Салон де варьете", был открыт иллюзионистом Рудольфом Беккером в Москве на Большой Дмитровке в начале 90-х годов XIX века. Это увеселительное заведение, пользовавшееся необыкновенным успехом, соединяло в себе эстрадный театр и ресторан — посетители, сидевшие за столиками, во время ужина одновременно смотрели мюзик-холльную программу. Однако Беккер прогорел — исключительно по той причине, что вся полученная от ресторана прибыль уходила на гигантские гонорары выписанным из-за рубежа лучшим европейским артистам. "Салон де варьете" закрылся, но инициативу Беккера подхватили русские предприниматели — в Москве и Санкт-Петербурге стали открываться развлекательные заведения подобного рода. Многие из них носили зарубежные (преимущественно парижского толка) названия: "Фоли-Бержер", "Шато-де-Флер", "Париж", "Монплезир", "Альказар", "Орфеум", "Эрмитаж" и т.д., однако работали в них уже не иностранцы, а российские артисты (в том числе и Логинов), получавшие за выступления весьма небольшие суммы. Репертуар подобных кафе-шантанов был достаточно стереотипен — женские хоры (русские, венгерские и цыганские), шансонетные певицы и танцовщицы. В некоторых кафе-шантанах между певческими и танцевальными номерами публику так же, как и в кабаках, развлекали фокусники, демонстрировавшие карточные и другие чудеса прямо на столиках перед посетителями.
— Мне рассказывали, — произнес я, — что вас называли лучшим российским шанжировщиком?
— Было такое, — откликнулся Тимофей Данилович. — В 1910 году в Москве выступал знаменитейший манипулятор Александр Сяк. Однажды кто-то, кажется, Стауэр побывал у него, а потом сообщил, что Сяк предложил всем чародеям, что ни есть в России, собраться в ресторане "Ампир" — поговорить, обменяться опытом, пообщаться. Пришло, кажется, человек 15; из них половина — факиры, чревовещатели, клоуны. Состоялось несколько показов. Сяку сразу присвоили титул "король карт", мне — "лучший санжировщик". Да, я тогда здорово подменял карты. И не хвалился ни перед кем, что тоже важно. Действовал по народной мудрости: не говори "топ", молчание — золото.
— Не покажете искусство?
— Э, мил человек, ты, я смотрю, хваток. Прямо но пословице: правда хорошо, а в глаз — лучше. Правильно, конечно, чего ж. Ладно, попробую. Не обессудь, если что — картишками давно уже не баловался.
Логинов достал из ящичка колоду, с треском пролистнул ее и включился. Легкая раскидка колоды, два-три вскрывания, пара переворотов, врезка, снова переворот — карты метались в его руках, меняя масть прямо на глазах. Только что он показывал трефового короля, и вдруг, перевернувшись, на стал ложился король червей.
— Извольте-с, — приговаривал Логинов. — Может и не по-современному, так ведь свиному рылу в зубы не смотрят. А вот еще.
Бубновая двойка легко вытягивалась им из колоды, поднималась вверх и, щелкнув в пальцах, вдвигалась в развернутый веер уже в качестве двойки пик.
— Хорош приемчик? — ликовал Логинов. — Да-а, что там в энциклопедии-то прописано? Мал золотник, да костей не соберешь. Превращу-ка я эту двойку пик — в какую карту хочешь?
— В пикового туза! — произнеся.
— Эка заказал! — усмехнулся Тимофей Данилович. — Знаю — поперек батьки и кошке приятно. Только вот туза-то в моей колоде и нету — старая уже Авдотья, потерялся туз. Глянь-ка сам. Нету? Вот видишь — утратила куда-то Авдотья. Ай, нет-нет-нет! Не потерялся туз. Я ж его в руке держу. Вот он. Понял? Так-то, мил человек; не плюй в колодец: выскочит — не поймаешь.
Да, он и в преклонном возрасте остался мастером. Руки его вполне сохранили гибкость и живость. Было ясно — сообщение, что "давно не баловался", являлось всего лишь подстраховывающим присловьем.
Баловался Тимофей Данилович, баловался и не столь уж, похоже давно — возможно, что и тогдашним утром, то есть сразу после моего телефонного звонка, когда я предупредил о своем приходе. Да и вообще, похоже, старался держать себя в форме — на всякий случай. Ведь пенсия для артиста — не столько причина для отдыха, сколько повод к длительным гастрольным поездкам. Смотря, разумеется, по сохранившемуся здоровью. Относительно же продемонстрированных мне карточных шанжировок могу сказать, что основные из них были описаны в книге А. Вадимова "Искусство фокуса" — монографии, целые главы из которой я к тому времени уже знал наизусть. Вот два описания карточных шанжировок из этой книги:
Рис. 36
1. "Возьмите колоду в левую руку, как бы собираясь сдавать карты. Карту, которую вы желаете подменить, держите в правой руке между большим, указательным и средним пальцами. Карту же, на которую собираетесь подменять, незаметно положите на верх колоды. Затем выдвиньте ее слегка из колоды в сторону на 1-1,5 см большим пальцем левой руки (рис.36). Соедините на мгновение руки и подсуньте правой рукой под колоду карту, которую вы хотите подменить, при этом указательный, средний и безымянный пальцы левой руки разжимаются для принятия карты, а большой палец дает ей путь, как только она коснется колоды. Одновременно большой и указательный пальцы правой руки схватывают выдвинутую и лежащую поверх колоды карту. Затем руки расходятся в разные стороны, в правой руке остается новая карта, то есть та, которая была подменена. Полуоборот корпуса влево или вправо, сопровождаемый быстрым движением правой руки вниз, хорошо маскирует мгновенное соединение рук. Нужно заметить, что повороты корпуса и резкие взмахи рук очень часто используются в манипуляциях с картами как отвлекающие моменты. Иногда бывает лучше, чтобы двигалась одна правая рука, левая же остается неподвижной; иногда наоборот. Упражняться, конечно, следует в обоих способах, так как обстановка, в которой придется работать фокуснику, может потребовать как одного, так и другого".
2. "Подмена исполняется одной рукой. Возьмите колоду, как при сдаче, в левую руку, крапом вверх. Подмениваемую карту поместите наверх, а ту, на которую подмениваете, — под нее. Большим пальцем левой руки выдвиньте верхнюю карту из колоды на половину ее величины так, чтобы она лежала на кончиках пальцев. Это движение откроет половину нижней карты. Движением большого пальца назад отодвиньте эту нижнюю карту так, чтобы ее верхний край оказался на одном уровне с нижним краем верхней карты в колоде. После этого прижмите большим пальцем верхнюю карту так, чтобы нижняя карта легла на верхнюю карту, а затем выровните края колоды. Теперь карты поменялись местами".
О том, что ходы Логинова очень напоминают приемы, описанные Вадимовым, я и сказал Тимофею Даниловичу, А в доказательство вынул из портфеля "Искусство фокуса", отыскал нужное место и ткнул в него пальцем. Логинов, пробормотав, что "ученье — мать повторенья", схватил книгу и углубился в чтение, одновременно колдуя над колодой в соответствии с текстом.
— Эк! — вдруг воскликнул он. — Вот бают, новая метла мудренее, ан где же? Второй-то способ непонятен — гугнив зело писец, как говаривали в старину. Историю-то я знаю — Вадимов твой лицедействовал вначале в Саратовском драматическом театре. Актером на сцене. Потом организовал цирк, а уж затем стал иллюзионером. То бишь фокусничал с крупными ящиками и сундуками. До престидижитаций ли ему было? Бедному Макару своя шишка ближе к телу. Вот он движений-то толком и не знает. А как на книгу замахнулся — взял текст из библиотеки Ознобишина: тот ему по пьяному делу целый шкаф, как рассказывают, иллюзионной литературы продал. Ну, вот он то ли переписал не так, то ли перевел с ошибками — и получилось неграмотно, неверно. Правильно — вот как надо.
Рис. 37
1. Колода, расположенная лицом вниз, находится на левой ладони исполнителя, причем левый большой палец оказывается наложенным на краповую сторону колоды, а кончики остальных левых пальцев прижаты к дальнему длинному ребру колоды.
2. Левый большой палец сдвигает верхнюю карту от себя на 1-2 см; фаланга левого большого пальца, расположенная у его основания, прижимается к крапу второй сверху карты; левый большой палец выполняет короткое возвратное движение, отчего обе карты (первая и вторая сверху) смещаются в сторону основания левого большого пальца; кончики левых среднего и безымянного пальцев накладываются на крап верхней карты, прижимая ее к колоде (рис. 37, а).
3. Левый большой палец, прижимающий вторую сверху карту своим основанием к ладони, продолжает движение, выводя эту карту из-под верхней (на рис. 37, б показан вид со стороны ближнего короткого ребра).
4. Когда верхняя и вторая сверху карты будут разведены, кончики левых среднего и безымянного пальцев продолжают прижимать бывшую верхнюю карту к колоде, а левый большой палец надвигает бывшую вторую сверху карту поверх бывшей верхней карты.
— А в кафе-шантанах с вами случались происшествия? — задал я вопрос.
— Ну, а как же? — удивился Логинов. — Те шуточки, что в балагане — про них понятно. Там клоуны-акробаты от напряжения разряжались. Работали ведь на ярмарках по-черному. Идика, попрыгай целый день да покричи — намотаешься. Вот отдушину и искали — над своим же балаганщиком учудят, тут и смех, тут и хохот, тут и вздохнуть можно. Разрядка — великое дело. А у нас, иллюзионеров, да еще в прямом со зрителем контакте — всяко происходит, даром, что название культурное, "кафе-шантан". Тут в профессии дело. Любишь кататься — полезай в кузов. Помню, предложил я одному офицеру указать любую карту из размазанной по скатерти ленты — а должен сказать, что полоса-то на столе крапом вверх повернута. Он указал. Я говорю: "Отметить надобно; сейчас вам карандашик дам, крестик поставьте". Рылся-рылся по карманам — нет карандашика, наверно, унырнул сквозь дырку. Офицер ждал-ждал, потом недовольным тоном замечает: "Что я тебе, брат, неграмотный, чтоб крестики ставить? Я вот как отмечу". Послюнил палец, руку опустил, поймал клопа на ножке стола, да у меня на карте его и раздавил. "Теперь не спутаем, — говорит, — дальше показывай". Собрал я карты, пошуровал ими, как требуется, достал девятку треф. "Вот ваша карта, — показываю, — вот и ваш клопик". Поворачиваю — никакого клопика. Ну, я туда-сюда, раскидал по столу карты — где ж отмеченная? Офицер хохочет. Встал, и его друзья, что за столом сидели, тоже встали. Двинулись к дверям. Я стою как из воды вынутый, соображаю- куда же она подевалась? А офицер оборачивается и величаво произносит "Вам, любезнейший, профессию менять надо". Достает пистолет и стреляет в стол с картами. Тут к нему метрдотель бросается — что вы, дескать, мебель пулями решетите?
Офицер ему пачку денег в руки — держи, мол, здесь еще и на диван хватит. Тем временем я отыскал пробитую его пулей карту, развернул ее крапом к себе — и сразу угадал место кончины клопика. Долго в себя прийти не мог — то поносил того офицера, то восхищался им. Как же, размышлял, так вышло? Извелся весь от таинственности, пока метрдотель не рассказал — он от дверей наблюдал, как один из офицеровых приятелей, пока я шуточки-поговорочки отпускал, да крутился вправо-влево, делая отвлекающие маневры, чисто по твоему Вадимову, украл ту карту, клопиком меченую, и долго держал ее, пока я карты чесал, а потом подложил ее на стол, на видное место, да еще и указал на нее офицеру. Тому только попасть пулей оставалось. Полагаю даже, что вся эта комедия была заранее обусловлена.
Вот с тех пор имею две колоды. Одну назвал для себя Авдотьей — это рабочая колода, я с ней карточные чудеса вытворяю. Вторая, Пелагея, на виду лежит. Здесь я кармашек пришил, с мелким дном, а из нее Пепагея наполовину выглядывает. Почему Пелагея? Лежит — вот и Пелагея. Публика на нее внимание сразу обращает. Авдотью я тем временем в руках верчу — это всех с толку сбивает, не знают уж, куда и глядеть. То есть имею возможность руководить — глаза отводить. Правда, с того случая я в Пелагее стал карту с клопом на заду иметь — вдруг опять карандашик пропадет. Но сознаюсь — не пригодилась она.
Если же результат-черту подвести, замечу одно — у фокусника, конечно, должна быть сильна инициатива. А вовсе не заранее заготовленные ловушки, вроде моего клопового дубля. Ерунда это. Живая энергичность -вот что важно. Назвался груздем — гуляй смело. Вот в чем наш главный принцип.
Та моя встреча с Логиновым была, к сожалению, последней. Через несколько лет я позвонил ему, но мне сказали, что телефон изменился; тогда я поехал в его уже полузабытый дом, разыскал среди похожих пятиэтажек, но в его квартире жили другие люди. Они сообщили мне, что получили жилплощадь от райисполкома как тогдашние очередники, и никаких сведений о бывшем хозяине не имеют. Вернувшийся с работы глава семьи припомнил, что вроде бы с прежним владельцем случился сердечный приступ, итог был отвезен в больницу, однако за достоверность сведений не ручался. Тем все и завершилось.
Несколько лег назад я разработал свой собственный вариант шанжирования, согласно изложенным прежде принципам зрелищности, и удачно продемонстрировал этот прием посетителям московского ночного ресторана "Гриф-Клуб". Расскажу о нем.
Рис. 38
1. Колода удерживается в левой кисти, располагаясь лицом к ладони так, что крап колоды обращен к зрителям; при этом левый большой палец вытянут вдоль левого длинного ребра, а левые четыре пальца находятся на правом длинном ребре колоды. С краповой стороны к колоде подводится правая рука, и правый большой палец накладывается на верхнее короткое ребро колоды, согнутый правый указательный палец упирается в краповую сторону колоды, а кончик правого среднего пальца нажимает на нижнее короткое ребро колоды (рис.38, а).
2. Правый большой палец отслаивает с краповой стороны колоды две верхние карты (рис.38, б); правая рука снимает эти две карты с краповой стороны колоды, держа их как одну, и разворачивается ладонью в сторону зрителей; при этом лицевая сторона бывшей второй верхней карты обращена в направлении аудитории — этот ход в западной литературе по карточной престидижитации называется "The double Lift" ("сдвоенный подъем"). В итоге правая рука исполнителя оказывается полусогнутой, а две выровненные друг с другом карты, обращенные лицевой стороной одной (будем называть ее — вторая) из карт к залу, удерживаются за короткие ребра пальцами правой руки — большой палец располагается на верхнем коротком ребре, а указательный, средний и безьмянный — на нижнем коротком ребре (рис.38, в).
3. Правый указательный палец, располагающийся вблизи правого нижнего угла карт, путем нажатия на нижнее короткое ребро отделяет уголок карты, расположенной ближе к фокуснику (назовем эту карту — первая), от второй карты (рис.38, г). Левая рука, согнутая в локте, удерживает колоду, повернутую лицом к зрителям, на уровне пояса, причем ладонь левой руки направлена к исполнителю, левый большой палец охватывает колоду со стороны верхнего длинного ребра, а остальные левые пальцы — со стороны нижнего длинного ребра; при этом около половины колоды выступает из левой кисти (с правой стороны этой кисти), так что аудитория видит часть лицевой стороны колоды (рис.38, д). Таково исходное положение.
4. Чародей произносит примерно такой текст: "Народная мудрость гласит: не говори "гоп"; молчание — золото. Однако, я могу предупредить заранее — сейчас эта карта (вторая — А.К.) изменится. Мне достаточно лишь потереть ее о плечо. Пожалуйста!". Затем волшебник правой рукой, в которой удерживаются две карты, выполняет мах перед собой; при этом правая кисть пролетает между колодой, находящейся в левой руке, и туловищем исполнителя, а конечной точкой этого движения оказывается середина левого плеча, расположенная между левыми локтем и ключицей, при этом в конечную точку приходит лишь одна первая карта, накладываемая лицом на середину левого предплечья (рис.38, е). Вторая карта отпускается кончиком правого указательно пальца при подлете правой кисти к левой, отчего вторая карта ложится лицевой стороной на краповую сторону колоды, удерживаемой в левой руке неподвижно.
5. Потерев лицевую сторону первой карты, удерживаемой в правой руке, о левое предплечье, волшебник разворачивает ее лицом к залу (рис.38, ж) со словами: "Вот видите, карта изменилась!".
Комментарий Олега Степанова.
Термин шанжировка появился в России после книги Хоффманна. Хоффманн, из уважения к родоначальникам искусства, многие термины дублировал французскими фразами. При переводе эти фразы сохранились, и отечественные фокусники их запомнили. В книге Хофманна дано 6 способов "шанжировок". Вадимов и Логинов взяли все из одной книги (можете сравнить - даже многие слова совпадают), но Вадимов упустил один момент, а Логинов видимо взял его из книги.

7

Начало XX века — время, когда классицизм карточных фокусов был взломан. Импровизационное буйство, соединившись с пытливой изощренностью, заставило засиять миф о неисчерпаемости карточного волшебства. Появилась масса вариаций известных трюков, возникли хитроумные приемы, поражающие то немыслимой сложностью, то удивительной простотой. Такое, конечно, не могло бы произойти, если бы в искусство карточного тайнодействия не пришли личности — всегда незаурядные, а иногда и великие.
Из интервью, опубликованных в ряде парижских газет:
— "Фокусник" — что означает для вас это слово?
— Человек с колодой карт и маской на лице.
— То есть — вы?
— И любой другой. Имена здесь несущественны.
— Почему вы упомянули о маске?
— Она — символ тайны. Мои лицо и фигура слишком обыкновенны, чтобы уносить зрителей в страну таинственного.
— Вы используете обычную колоду карт?
— Всегда.
— Почему?
— Люблю естественность и ненавижу искусственность. Наклейки, подрезки, заточки — пусть этим занимаются иллюзионные ремесленники.
— Но ведь зрителю не столь важно, какими средствами достигается фантастический эффект.
— Ошибаетесь. Стоит публике узнать, что чудо построено на лесочках и ниточках, она теряет уважение к чародею. Кстати, и коллеги — тоже. Таинственность обязана произрастать исключительно из личного мастерства. Только тогда фокус сумеет подняться до уровня искусства.
— Есть ли у вас любимая колода?
— Нет. Просто некоторые удобнее других.
— А если аудитория предложит вам свою колоду?
— Буду показывать с ней. Такое у меня случалось. Но я не проваливался — ловкость рук универсальна.
— Есть ли у вас любимая масть?
— Нет. Я восхищаюсь колодой в целом.
— Какая ваша любимая карточная игра?
— Я не игрок. Я представляю Тайну.
— Что вы будете делать, если вдруг лишитесь рук?
— Обучусь показывать карточные фокусы ногами.
— Кто вы по духу?
— Романтик. Признаю только мастерство.
— Ваша отличительная черта?
— Страстность. Почуяв новый карточный прием, я не успокоюсь, пока не превращу его из мечты в реальность.
— В чем заключается ваше наслаждение?
— Меня пленяет пластика. Я даже думаю, что в прошлой жизни я был балетмейстером в стае птиц.
— Любимый цвет?
— Их два. Черный и белый. Черный — на первом месте.
— Вы философ?
— Пожалуй. Однажды шутники вымазали сажей мою маску — изнутри. Перед выходом я ее надел, а по окончании выступления снял. И продолжал быть в маске, правда, из сажи. Это меня позабавило.
— Вы оптимист?
— Безусловно. Иначе не стоит жить.
— Ваша мечта?
— Создать радостный, танцевальный полет карт. При этом в полете с картами должны происходить волшебные превращения. И чтобы в этом действии обязательно участвовали мои руки.
Так отвечал на вопросы корреспондентов один из самых известных карточных престидижитаторов — перуанец Хосе Ангенор Гаго-и-Завала, маркиз д'Оригуэла (1851-1913 гг.). Фокусник из породы людей, для которых Тайна — превыше всего. Оберегая свою загадочность, он никому не называл своего подлинного имени. Правда, вездесущие журналисты сумели все-таки рассекретить его инкогнито. Однако "Человек в маске" словно не замечал разоблачений. И на его афише по-прежнему крупными буквами значились только вопросы: "Кто я? Откуда я прибыл? Куда отправляюсь?". Это создавало настроение — зрители заранее настраивались на необыкновенное, и Гаго-и-Завала не обманывал их ожиданий, поскольку престидижитаторская техника была у него выше всяких похвал.
Все происходило очень торжественно. Перед выступлением на стенах развешивались плакаты, где публика читала: "Мой девиз — не верю в то, чего не вижу, и чем больше всматриваюсь, тем меньше вижу". Это, безусловно, интриговало, а потому к моменту появления чародея в аудитории уже царила атмосфера взволнованного ожидания.
И он выходил — человек в маске. Остановившись в центре сцены, он демонстративно засучивал рукава и начинал священнодействовать. Разумеется, представление есть представление. В его программе участвовали манипуляции с монетами и купюрами, выполнялись трюки с сигарами и сигаретами, но они являлись, скорее, прелюдией к карточным чудесам, необходимым вводным дивертисментом, нежели самостоятельной ударной композицией. Карточная фантастика — вот что оказывалось подлинной кульминацией всего вечера. Свидетельствуют А. Вадимов и М. Тривас:
"... По отзывам современников, "Человек в маске" был манипулятором высшего класса. Подобно Боско, он выступал с засученными рукавами, почти без всяких приспособлений. Он умел бросать карту "бумерангом" до последнего ряда в зрительном зале, а когда она возвращалась обратно на сцену, иллюзионист ловил ее не рукой, а колодой карт, причем "бумеранг" оказывался между теми картами, которые заранее называли зрители. Когда было возможно, артист подпускал к себе зрителей совсем вплотную и, ловко манипулируя, "находил" заданные карты в их карманах, волосах, за лацканами пиджаков и вырезами жилетов".
Французский исследователь иллюзионного искусства Огюстен де Лаконье, повествуя о серии концертов, данных Гаго-и-Завала в Театре Робер-Удэна (Париж, 1905 г.), отмечал, что "Человек в маске" во время общения со зрителями "совершенно гениально умеет всучивать публике именно те карты, которые он заранее для этого подготовил". Данное действие, а именно "всучивание нужных карт в руки аудитории" на престидижитаторском языке именуется форсированием (от франц. forcer — вынуждать) и представляет собой один из наиболее сложных в техническом отношении разделов карточного волшебства.
Каким образом их выполнял "Человек в маске"?
Судя по высказываниям самого Гаго-и-Завала, он считал, что если фокусник оставит неподвижными руки, предлагающие зрителю карты на выбор, то провал замысла почти неминуем — "в таком случае очень мала вероятность того, что пальцы зрителя выхватят именно нужную исполнителю карту; оттого-то бездарные чародеи и употребляют ненавистные мне колоды, состоящие из одной-единственной карты". Следуя своему наблюдению "Человек в маске" приводил карты в состояние этакой легкой вибрации, непрерывно перемещая их тем или иным способом, причем карта, на которой был обязан остановить свой выбор зритель, все время оставалась на одном и том же месте не обязательно, кстати говоря, непременно в колоде). Размышляя сходным образом, я отыскал два варианта форсирования, переложенные, естественно, на язык повышенной зрелищности, которые вполне могли присутствовать в репертуаре "Человека в маске". Вот они.
Первый вариант.
Рис. 39
1. Фокусник держит колоду, обращенную крапом к зрителям, в левой руке, повернутой к залу ладонью, так что левый большой палец располагается на краповой стороне колоды, а остальные левые пальцы (из которых мизинец находится выше прочих) находятся на лицевой стороне колоды (рис.39, а); левая рука при этом полусогнута в локте, а левая кисть удерживается на уровне пояса.
2. Исполнитель делает левой кистью короткое и резкое горизонтальное движение, в результате которого верхняя и нижняя карты колоды остаются в левых пальцах волшебника, а оставшаяся колода летит горизонтально в правую сторону (рис.39, б).
3. Правая рука чародея, полусогнутая в локте и повернутая ладонью в сторону зала (таким образом, что правый мизинец оказывается выше прочих правых пальцев), ловит летящую в ее сторону колоду (рис.39, в).
4. Слегка покачивая левой кистью, фокусник спрашивает зрителя: "Хотите ли вы запомнить эту карту или вы желаете выбрать другую?"
5. Если зритель отвечает: "Я согласен запомнить эту карту", то исполнитель поворачивает две карты, находящиеся в его левой руке, лицом к зрителю, и тот запоминает масть и значение лицевой (бывшей нижней) карты.
6. Если зритель отвечает: "Я хочу запомнить другую карту" волшебник бросает колоду из правой руки в левую, в результате чего колода ложится своей лицевой стороной на крап пары карт, удерживаемых в левой руке.
7. Повторяются пп. 1-4 до тех пор, пока зритель не согласится запомнить предлагаемую ему карту; в этом случае чародей поворачивает две карты, находящиеся в левой руке, лицом к зрителю, и тот запоминает масть и значение лицевой (бывшей нижней) карты.
8. Таким образом, зрителю в любом случае предлагается для запоминания карта, расположенная в колоде нижней. Ясно, что фокусник должен знать эту карту с самого начала.
Второй вариант.
Рис. 40
1. Колода, повернутая краповой стороной к залу, находится в левой руке фокусника, обращенной ладонью к аудитории, при этом левая рука полусогнута в локте, а левый мизинец расположен выше остальных левых пальцев; левый большой палец лежит на крапе колоды, а другие четыре левых пальца прислонены к правому длинному ребру колоды.
2. Левый большой палец сдвигает вправо на 1-2 см две-три верхние (с краповой стороны колоды) карты (рис.40, а дан со стороны зрителей; рис. 40, б показывает вид на левую руку и колоду сверху).
3. Левые средний и безымянный пальцы прижимаются подушечками к правому длинному ребру колоды, смещая на верх колоды все карты из тех, которые были сдвинуты вправо, кроме двух верхних (с краповой стороны колоды) карт (на рис.40, в показан вид на левую руку и колоду в ней сверху).
4. Левые средний и безымянный пальцы с силой распрямляются, в результате чего вторая сверху карта вылетает из-под верхней карты вправо (на рис.40, г дан вид на левую руку и колоду в ней сверху; на рис.40, д приведен вид на колоду и вылетающую из нее карту со стороны зрителей). В зарубежной литературе по карточному престидижитаторству этот прием (пп. 1-4) описан под названием "The second Deal", что в вольном переводе звучит как "Сдача второй карты сверху".
5. Правая рука выполняет элегантный мах сверху вниз, причем праваяладонь все время обращена к полу, в результате этого маха правая ладонь ложится на крап летящей из левой кисти карты, накрывая эту карту и захватывая ее пальцами (рис.40, ё). Фокусник спрашивает зрителя: "Вы хотите запомнить эту карту или нет?".
6. Если зритель говорит: "Да, хочу запомнить", то исполнитель протягивает ему колоду, удерживаемую в левой руке и предлагает снять с нее верхнюю карту и запомнить.
7. Если зритель отвечает: "Нет, не хочу запомнить эту карту", волшебник выполняет пп. 1-5 еще раз; при этом карту, вылетевшую из левой руки, накрывает правая рука, в которой находится ранее захваченная карта (одна или несколько).
8. Наконец, зритель говорит: "Да, я запомню эту карту"; тогда чародей протягивает ему левую руку с находящейся в ней пачкой карт, и зритель запоминает верхнюю карту из этой пачки.
9. Таким образом, в пачке карт, удерживаемой в левой руке исполнителя, верхняя карта всегда остается неизменной — именно она и предлагается зрителю для запоминания. Ясно, что фокусник заранее должен знать эту карту.
Повествуя о Хосе Антеноре Гаго-и-Завале, А.Вадимов и М.Тривас сообщает следующее:"...Карточные фокусы были главной специальностью "Человека в маске". Он мог заполнить ими двухчасовую программу, и зрители не ощущали однообразия, им не было скучно. Можно себе представить, с какой подозрительностью следили за ним профессиональные картежники, завсегдатаи Монте-Карло, отлично владевшие вольтами и другими шулерскими приемами. Какой же блистательной была его манипуляционная техника, если даже эти зрители восхищались его "волшебными руками"! Правда, большинство карточных фокусов, которые показывал "Человек в маске", изобрел не он. Но манера его исполнения была настолько индивидуальна, что даже известные фокусы казались новыми".
Последняя фраза отечественных историков иллюзионного искусства не всегда находит понимание у профессиональных престидижитаторов — те, относясь к широковещательной рекламе скептически, а подчас и сурово, полагают, что известный фокус может казаться новым лишь человеку, не слишком-то осведомленному в иллюзионных хитростях. "Замените слово "известный" на слово "старинный", — говорят они, — и тогда спорить будет не о чем". А Ричард Росс, двукратный обладатель Гран При ФИСМ, в беседе со мной продолжил эту мысль. "Мы также не будем возражать, — сказал он, — если вместо прилагательного "новый" будет стоять прилагательное "свежий"; тем более, что именно на таком уточнении настаивает привлечение фактора индивидуальности". Что до самого Гаго-и-Завалы, то личные взгляды исполнителя доминировали в его шоу с необычайной яркостью.
— Кого бы вы назвали своим кумиром? — спрашивали у него. — Кто близок вам по мастерству?
— Никколо Паганини, — неизменно отвечал он. Смело? Да. Но если вспомнить о "фирменном блюде" "Человека в маске", это вряд ли будет восприниматься как необоснованная претензия. В отдельных случаях, паря на гребне вдохновения, Гаго-и-Завала демонстрировал карточные трюки в особо усложненном варианте — с завязанными глазами. Один из зрителей накладывал на его лицо повязку, проверенную на светонепроницаемость. Другой зритель в этот момент тасовал переданную ему колоду. Далее какая-нибудь карта извлекалась из прочих, запоминалась, вновь помещалась в колоду, происходило новое перемешивание, после чего Гаго-и-Завала доставал именно выбранную карту. При этом маска, его неизменный аксессуар, продолжала закрывать верхнюю половину лица, располагаясь под повязкой.
— Чем вам дорог синьор Паганини? — интересовались любопытные.
— Виртуозностью, — тотчас следовал ответ. — Он мог играть на одной струне, а я способен демонстрировать фокусы с одной картой.
Действительно, такой случай однажды имел место. Какой-то неприметный с виду человек, проникнув в его артистическую уборную, вынул из кармана висящего на "плечиках" фрака карточную колоду, а на ее место бросил другую, в которой все карты были склеены друг с другом, и тотчас же покинул небольшую комнату. Вошел Гаго-и-Завала, надевший в тот раз новую маску, из черного бархата с мерцающими серебряными звездами, быстро облачился во фрак и тотчас же поспешил на сцену. Подлог был обнаружен им примерно через пятнадцать минут после выхода — сразу по окончании манипуляций с монетами: когда он попытался развернуть колоду в веер, ему это не удалось, несмотря на мощные усилия длинных гибких пальцев. Первые мгновения еще ничего не решали — можно было передать карточньй "кирпич" ассистенту и начать демонстрацию трюков с сигарами, дав возможность помощнику быстро принести другую колоду. Но те же самые мгновения одновременно решали все — назавтра в прессе мог появиться живописный репортаж, как несравненный престидижитатор утратил свое лицо, хотя оно и находилось под маской — дрогнув перед неожиданным сюрпризом. Впрочем, репортаж, разумеется, мог и не появиться — если никто не обратит внимания на секундную заминку, тогда никакой язвительный комментарий опубликован не будет, коллегам-фокусникам можно и не сообщать об инциденте; только как быть со своей совестью профессионала, со своим достоинством виртуоза? И "Человек в маске" нашел выход поистине гениальный — он попросил зрителей дать ему одну карту. Только одну. Для фокуса. Зал оживился, к артисту потянулись руки с колодами, но Гаго-и-Завала взял из этого обилия единственную карту, и, работая на предельной внутренней ожесточенности, соединенной с потрясающей сосредоточенностью и лихорадочным мысленным поиском все новых и новых продолжений, развернул перед залом неповторимо-темповые вариации. На лице колоды оказывалась то одна, то другая карты, потом та же карта вдруг снималась им с краповой стороны колоды, затем зрителям демонстрировалось, что колоды стала "двухкраповой", после чего карта вдруг обнаруживалась в кармане солидного зрителя-мужчины, а колода — в сумочке дамы, сидящей в соседнем ряду... И когда Гаго-и-Завала, завершив свою головоломную композицию, победно вскинув вверх руки, поднялся весь четвертый ряд и долго ему аплодировал, повергая прочую публику в недоумение. А после представления выяснилось, что компания местных шулеров решила испытать фокусника на прочность, для чего снарядила мелкого воришку подменить демонстрационную колоду на склеенную и закупила весь четвертый ряд — поглядеть, как опозорится бравирующий тайной престидижитатор. И они же, шулера, оказались, как ни парадоксально, самыми лучшими ценителями — они хлопали в ладоши стоя, не опускаясь на сиденья в течение получаса и не обращая внимания на недовольство остального зала.
— Чему научил вас великий скрипач? — задавали ему вопрос.
— Пластически выходить из ситуации, — подумав, признавался он, а иногда добавлял: — Без швов, рывков и прочей двигательной грязи.
О том свидетельствует еще один микрослучай, происшедшим с "Человеком в маске" на одном из концертов. Проходя между рядами, он задержался, передавая колоду в руки зрителей для тасовки, и в этот момент неожиданно почувствовал легкое прикосновение к фраку — в том самом месте, где карточные волшебники укрывают в фалде вторую колоду. Сомнений не было — пришедший на концерт карманный воришка оказался соблазненным неожиданно открывшейся возможности и потянул колоду из потайного кармана. Гаго-и-Завала в этот момент растопыривал пальцы, плавно двигая ладони к лицам аудитории, отчего публика непоколебимо убеждалась в том, что кисти чародея пусты. Дальнейшее произошло молниеносно. "Человек в маске", учуяв настораживающее ощущение, мягко развернул правую кисть, словно проглаживая воздух, ладонью встретил выходящую из его кармана чужую руку с колодой, сомкнул вокруг нее пальцы и возвратным движением, снимая колоду с концевых фаланг воришки, опять вывел кисть под взоры аудитории, одновременно размыкая пальцы. Зрители ахнули, увидев колоду, вдруг выросшую на пустой ладони, а один джентльмен грохнулся в обморок — настолько потрясло его это волшебство. Что до незадачливого воришки, то фокусник даже не увидел его лица, так как, вернув свою колоду, незамедлительно отправился дальше по залу — установившийся сценарный план предписывал исполнителю вовлекать в свое действие как можно большее количество людей.
Демонстрируя карточные трюки в варьете ночной Москвы, я часто вспоминаю об этом удивительном мастере, и его образ вдохновляет меня, подвигая на новые выдумки. Вот один из примеров моего творчества — карточный фокус, основанный на форсировании карты.
Рис. 41
1. Фокусник просит зрителей перетасовать карты, а затем передать ему. Положив колоду лицом вниз на обращенную вверх ладонь левой руки, исполнитель предлагает кому-то из публики поставить фломастером какой-нибудь опознавательный знак на крапе верхней (с краповой стороны колоды) карты. Тот выполняет это.
2. Держа колоду лицом вниз на повернутой вверх левой ладони, волшебник охватывает эту колоду левыми пальцами — мизинец наложен на крап со стороны ближнего короткого ребра, средний и безымянный прижаты к крапу со стороны правого длинного ребра, указательный надавливает на крап со стороны дальнего короткого ребра, большой палец также лежит на крапе со стороны левого длинного ребра (рис.41, а). Опознавательный знак виден между левыми пальцами на крапе.
3. Придерживая верхнюю карту левым большим пальцем, чародей делает левой кистью резкое короткое стряхивающее движение вниз, одновременно сильно разгибая другие (кроме большого) левые пальцы; в результате этого движения колода, находящаяся между верхней и нижней картами, вылетает (по стрелке, показанной на рис.41, б) на стол, а верхняя и нижняя карты остаются в левой кисти фокусника — верхнюю карту удерживает левый большой палец, а нижняя карта задерживается выгнутыми вверх основаниями левых (кроме большого) пальцев (вид справа показан на рис.41, в).
4. Как только колода вылетит из левой кисти, все левые пальцы закрываются — указательный ложится на крап со стороны дальнего короткого ребра, средний и безымянный накрывают крап со стороны правого длинного ребра, мизинец накладывается на крап со стороны ближнего короткого ребра, а большой палец налагается на крап со стороны левого длинного ребра (рис.41, г), в результате чего обе карты выравниваются по ребрам и внешне выглядят как одна.
5. Подведя правую руку со стороны ближнего короткого ребра, фокусник несколько раз переворачивает эту пару карт, демонстрируя аудитории то лицо пары карт (например, пятерку треф), то крап, на котором виден опознавательный знак. "Следовательно, — заключает фокусник, — вы отметили фломастером пятерку треф".
6. Повернув эту пару карт лицом вниз, исполнитель вдвигает ее в середину колоды, после чего колода подвергается тщательной: тасовке. "Во время тасовки, — произносит волшебник, — опознавательный знак исчез с пятерки треф, а вот где он появился, мы сейчас посмотрим". Он расстилает на столе карточную полосу крапом вверх и поднимает карту, отмеченную фломастером. Это, конечно, не пятерка треф.

8

До своего столетия Александр Яковлевич Шнеер не дожил нескольких лет. Родившись в 1892 году, он прожил жизнь, чрезвычайно богатую событиями. Однако, если бы кто-нибудь вначале этого длинного пути сказал ему, что впоследатвии он станет одним из виднейших искусствоведов нашей страны, Шнеер чрезвычайно удивился бы — в юности его влекло к технике. Это удивление возросло бы еще больше от сообщения, что подобный почетный титул он получил, не имея ученой степени даже кандидата искусствоведения, не говоря уж о докторе. А окончательно повергла бы его в изумление область грядущих исследований — не только театр, относимый к высоким искусствам, но и цирк, обычно проходящий по разряду зрелищ, а также эстрада, и вовое трактуемая как "искусство малых форм". О том рассказал мне сам Александр Яковлевич, когда в 1988 году я по его предложению готовил материалы на тему "Современное состояние иллюзионного искусства" для искусствоведческой энциклопедии.
Подобное трудно было предвидеть, но все случилось именно так. Не обремененный официальными научными регалиями, Шнеер стал невероятно популярным человеком — он приглашался на различные совещания и симпозиумы, ему поручали составление различных энциклопедических справок и изданий (например, Маленькая Энциклопедия "Цирк", М., изд-во "Советская энциклопедия", 1973 г.), его мнением интересовались маститые ученые и исследователи. И все благодаря его неистощимому упорству в собирании фактов, предельной аккуратности и объективности. Я видел его пухлые записные книжки — каждая из страниц была плотно заполнена прижатыми друг к другу фиолетовыми строчками.
— А знаете ли вы, что Санкт-Петербургский фешенебельной ночной ресторан-варьете "Вилла Родэ" основал и возглавил ваш коллега — Адольф Рода, бывший артист-престидижитатор? — однажды спросил меня Александр Яковлевич. -Так вот, в 1908 году в этом ресторане-варьете очень недолгое время, в течение примерно недели, выступал молодой фокусник Денис Киштуй. Почти чистый "карточник" — только иногда включал в номер трюки с платками.
Потом Киштуй пропал. Где был и что делал — не знаю. Исчез надолго, до 1931 года. Появился шикарно — классная карточная техника, "одесский" конферанс, созданный под явным впечатлением от путешествий по российско-украинскому югу. Этакое, знаете, "переверните вашу карту, сбросьте с моей души камень, шо там лежит — на той стороне, какая масть?". Трюкачествовал классно, хотя и очень непродолжительное время — уже в 1932-м опять куда-то делся. Через пару лет снова вынырнул, матерый, грамотный, посверкал-поблистал, далее собрал чемодан и канул словно в воду, на этот раз навсегда. Очень загадочный был человек — с одной стороны, вполне нормальный, не мот и не жмот, деньги водились; с другой стороны, явный фанат: в комнате больше сотни карточных колод, а он увидит и еще прикупает; или женщины — просто завидная регулярность: ежемесячно — новая. Семьи так и не создал. Я думаю, ему с судьбой не повезло.
— В каком смысле? — спросил я.
— А вот, знаете, есть такая актерская шутка? — улыбнулся Александр Яковлевич. — Выходит премьер на авансцену в финале — кланяется под прожекторами, благодарит в разные стороны. Публика встает, аплодирует, цветы бросает, маленькие букеты я большие. Один и вовсе огромный, в блестящей бумаге, летит к нему прямо из центра зала. Премьер его уж издалека заметил, просиял, польщен, шагает ловить, а тот и сам в руки падает. Поймал, поднимает радостно, трясет им, улыбается, затем отворачивает верхний подвернутый угол — а внутри не цветы, а веник. Юмор такой — посланный собратом по искусству. Давняя хохма, известная. Так вот — представьте, что на сцене стоит наш уважаемый фокусник, а тот сверток в праздничной бумаге посылает ему сама судьба. Ее, так сказать, подарок. Что же получается? И не брать нельзя, и отбросить не с руки. Как быть? Вот оттого, как я а полагаю, он и мотался по свету — искал лучшей доли. А нашел или нет — информации не имею.
И Шнеер рассказал о нескольких эпизодах из жизни Дениса Киштуя.
Во-первых, его имя на маленьких скромных программках всегда упоминалось неправильно: Киштун, Каштан, Кожтунь. Что неприятно любому человеку, а уж артисту — в особенности. А его обзывали Крыжуем, именовали Пистунем, однажды даже напечатали — Кингшпунь. Кстати сказать, именно из-за этого и случилось знакомство Киштуя со Шнеером — Александр Яковлевич заглянул к нему в артистическую уборную, чтобы узнать, как же того зовут в действительности.
Во-вторых, во время его демонстраций непременно что-нибудь случалось. Вот он показывает фокусы в голубом зале — невдалеке вдруг ломается ножка крепкого стула, и ресторанный клиент рушится на пол. Киштуй переходит в розовый зал — вскоре одна из веселых дам падает в обморок. Киштуя пересылают в перламутровый зал — через несколько минут на пол грохается поскользнувшийся официант мощного телосложения, а блюда с его взметнувшегося подноса разлетаются по тем столикам, которые их не заказывали. Ясно, что директоры ресторанов очень быстро "вычисляли" присутствие Киштуя в окрестности инцидентных мест, после чего сразу же указывали ему на дверь — не принимая во внимание престидижитаторскую одаренность Киштуя и его зрительский успех. Обстоятельство, замечу, весьма действующее на артистические нервы.
В-третьих, его "одесский" конферанс. Большинству, особенно дамам, он нравился, и монолог фокусника обычно слушали с удовольствием, но кое-кому из мужчин он приходился не по душе. Например, Киштуй произносил:
— Сподобьтесь уцапнуть пальчиками одну карту, несмотря что это веер и развернут. Имейте карту спокойно, без припадков — я же не шурую у вас под платьем. Главное — жмите на любую. В этом одна соль философии трюка. А вот вам, симпатичный дядя, я порекомендую перетасовать колоду до самого ее конца. Тут состоит другая соль. О, милый гражданин, на ваших же руках пальцы, а не копыта. На таком еле-еле можно вполне спать до утра — мешайте же как ошпаренный! Я вас, заметьте себе на память, уважаю. И вас. И вас. Все хорошо, все довольны. Вы так сидите, как присосанная — всуньте ему карту с вас до колоды. А вы не кончайте, не кончайте — помешивайте карты, помешивайте! Теперь во мне сидит вопрос — как вы ответите? Можете разобрать меня на детали за глупость, но вы имели свое счастье — пусть это откликнется красиво — и вы спустили его к чужим руками, а я в должности мага буду хотеть достать его от такой затасованной массы. Скажите, как мне хотеть — да или нет? Я весь в центре ожидания — ваше желание есть? Или оно кинулось прочь, как официант за неплательщиком? Так есть — мне в уши вошла прямо мелодия Мендельсона! Вот тут гнездится самая третья соль — как я своими руками сделаю вас со счастьем? Знаете, я уже взял колоду. Вот я пошел искать. Вы мыслите — каждая карта на своем месте? Это преувеличить багаж в голове — конечно же, не каждая, и безусловно, не на своем, но что поступить? Потерпите, и все обойдется — ваше счастье пока царапается, но уже немного светит. Да! Когда оно у меня в кармане, вы можете его щупнуть и уже даже получить — берите, только щекотать увольте. О, как роскошно оно выглядит! Все успешно, только на вашем лбу удивление? Это не страшно, это выветрится, должен вам сообщить, и вы еще погуляете себе под акациями. Чудеса с этими картинками есть мой мешок, с которым я скользю по жизни и ловлю то, что в меня пуляют.
Бывало, один из мужчин был недоволен:
— Что вы любите так коверкать? Скажите просто — раз и два. И все!
— Раз-два! — повторял чародей иронически. — Здесь же феномен волшебства, а не армия.
Одним из любимых карточных приемов Киштуя был фокус с изменением лицевой карты колоды.
Рис. 42
1. Фокусник стоит правым боком к зрителям, развернувшись к ним примерно под 45 градусов. В его левой руке, согнутой в локтей обращенной ладонью к аудитории, расположена колода, направленная лицом в зал и поддерживаемая левыми пальцами, причем мизинец, средний и безымянный пальцы находятся на нижнем длинном ребре, большой палец лежит на верхнем длинном ребре, а указательный палец прижат к дальнему короткому ребру колоды (рис.42, а).
2. Правая рука, повернутая ладонью от зрителей, подводится к колоде и накрывает ее в длину правой ладонью, причем правый большой палец ложится на краповую сторону колоды (рис.42, б).
3. Левый указательный палец, упираясь кончиком в середину дальнего короткого ребра, отщепляет от колоды небольшую пачку карт с краповой стороны колоды и сталкивает их в правую ладонь (рис.42, в).
4. Правый большой палец прижимает сдвинутую пачку карт к правой ладони, и правая кисть с зажатой в ней пачкой карт немного отходит от левой руки (рис.42, г). Ориентация правой ладони сохраняется — от аудитории.
5. Правая кисть, удерживающая в ладони пачку карт, подводится к колоде, находящейся в левой руке, со стороны зрителей (рис.42, д), и пачка карт из правой руки краповой стороной накладывается на лицевую сторону колоды. После этого пустая правая рука опускается вниз, открывая колоду. Зрители видят на лице колоды иную карту, чем была прежде.
Этот прием может быть развит в дальнейшее престидижитаторское действие, при котором изменяются две карты, а не одна — модифицированный вариант показал мне известный немецкий престидижитатор Харро Трефф. Данный способ — вот он.
Рис. 43
1. Фокусник стоит правым боком к зрителям, развернувшись примерно под 45 градусов к залу. При этом левая рука исполнителя, согнутая в локте под углом 90 градусов и повернутая ладонью к аудитории, удерживает лицом к публике колоду карт, краповая полуколода которой смещена относительно лицевой полуколоды ближе к исполнителю — в результате зрители видят лицевую карту колоды и половину лицевой стороны краповой полуколоды, причем ближнее короткое ребро лицевой полуколоды расположено от исполнителя дальше, чем ближнее короткое ребро краповой полуколоды; левый большой палец располагается на верхнем длинном ребре колоды, левые мизинец, средний и безымянный пальцы находятся на нижнем длинном ребре колоды, а левый указательный палец наложен на дальнее короткое ребро лицевой полуколоды (рис.43, а).
2. Правая рука, направленная ладонью от зрителей, подводится к левой руке и накладывается ладонью на лицевые стороны краповой и лицевой полуколод таким образом, что правый большой палец оказывается на краповой стороне краповой полуколоды; при этом дальняя половина лицевой карты лицевой полуколоды остается не закрытой правыми пальцами (рис.43,6).
3. Левый указательный палец, нажимая на середину дальнего короткого ребра лицевой полуколоды, отделяет пачку карт с краповой стороны лицевой полуколоды (рис.43, в), после чего сталкивает эту пачку карт в сторону чародея таким образом, что данная пачка ложится на лицевую сторону краповой полуколоды (рис.43, г). В результате лицевая карта краповой полуколоды "становится" другой.
4. Левый указательный палец, налагаясь на дальнее короткое ребро краповой полуколоды, отщепляет пачку карт с краповой стороны краповой полуколоды и сталкивает эту пачку в правую кисть (рис.43, д), после чего правая кисть, удерживая в себе данную пачку карт (путем прижимания этой пачки правым большим пальцем к правой ладони), немного отходит от колоды в направлении волшебника, причем правая ладонь продолжает сохранять прежнюю ориентацию — от зала (рис.43, е).
5. Правая кисть накладывает краповую сторону пачки, удерживаемой в правой ладони, на лицевую карту лицевой полуколоды (рис.43, ж), в результате чего "меняется" лицевая карта лицевой полуколоды.
6. Пустая правая рука опускается вниз, и зрители видят, что лицевые карты обеих (лицевой и краповой) полуколод стали иными, чем прежде (рис.43, з).
Невезение однажды довело Дениса Киштуя до трагикомического события — его пригласили в милицию. Войдя в кабинет, он увидел капитана в белом кителе.
— Садитесь, — пригласил капитан, — меня зовут Сергей Николаевич.
— Очень для меня приятно, чтобы вы знали, — кивнул Киштуй и присел на стул у двери.
— Нет-нет, — быстро произнес капитан, — сюда, ближе к столу, пожалуйста.
Он внимательно посмотрел на фокусника, выдержал долгую паузу и вздохнул:
— Мои вопросы могут показаться вам неприятными. Ничего не поделаешь — служба.
Киштуй весь собрался, обратившись в слух.
— Вы живете здесь? Я имею в виду — в городе?
— Гостиницы — мой вечный поезд, — пожал плечами Киштуй, — Я лишь перехожу из одного вагона в другой. Но я скоро съеду — мне не везет уже целое столетие. Здесь не рай, а сплошное одноэтажное общежитие.
— С кем вы встречаетесь?
— Если постоянно, так с двумя женщинами — между их домами четыре трамвайных остановки, но трамвай бренчит по кругу, и если шагать напрямую, остаются полостановки, а это невыносимо коротко, однако, я уже произносил — мне не везет.
— Их фамилии и адреса.
— Что — там не совсем чисто? — побледнел Киштуй. — Но я не ворошил их коммерцию!
— Это мы знаем. Но за вами числятся другие фокусы. И не только в нашем городе. Вы меня понимаете?
— Конечно, еще три шага назад! Все было — так, пустяк, абсолютно мелкая услуга.
— Об услуге мы еще поговорим: Сколько вы зарабатываете?
— Если вы считаете такие гроши за деньги, Николай Сергеевич...
— Поправлю. Сергей Николаевич.
— Извините. Моя память — этой мой бич, который погоняет меня всегда не в ту сторону. Я прошу снисхождения, Николай... Сергей Николаевич.
— Вы давно промышляете картами?.
— Судьба сгримасничала не в мою сторону — очень давно. Шо я? Я -топтаный репей под дворницкой метлой.
— Прежде вас задерживали?
— Я скажу, шо нет — вы-таки будете верить? Однако, почти нет — разве для осмотра паспорта.
— Теперь об услуге. Вам, вероятно, не хочется рассказывать?
— Как не хочется?! Я весь — рот и язык! Даже обозначаю сразу откликнулся на просьбу. Моей активности — никакой. Я исключительно пошел навстречу.
— Так. Ну и...?
— Пара жалких приемов, больше — нет. И все, и меня увезли.
— Дом помните?
— Как с колокольни! По ту границу трамвая от моих женщин. Белый с желтыми перепонками.
— Что за приемы?
— Разве ж то приемы? Стыдно называть — объедки, блохи, тараканы, а не приемы. Ну — фальш-тасовка, фальш-сьемка, кендырь...
— Сколько там было гостей?
— Так было не до счета — четыре или пять индивидуалов...
— Нехорошая вырисовывается картина, гражданин Киштуй. Шулеров обучаете. А пройдемся-ка по другим городам. Вы к нам из какого населенного пункта?
И Киштуй рассказал все. Как подходили к нему в местных ресторанчиках любезные ребята с горами мышц под одеждой — приглашали поразить мастерством одного очень хорошего человека, который был бы рад побывать в ресторане и насладиться его искусством, да вот не пускает ревнивая жена. Как отвозили его в уютные домики, где он являл свое престидижитаторство. Как долго ему аплодировали и просили поделиться секретами, вкладывая в руки пухлую пачку денег. Как отвозили назад, с улыбкой предупреждая, что лучше ему выкинуть весь день из памяти, иначе — тут глаза у них становились стальными, а у Киштуя моментально подгибались колени.
— Ладно, — проговорил капитан. — Хорошую информацию вы нам выложили, гражданин Киштуй. Скажу откровенно — вызвали вас по другому поводу. Наш начальник, полковник, очень любит фокусы. Увидел вас в ресторане — теперь места не находит. А подступиться к вам напрямую стесняется. Поскольку благоговеет перед искусством. Короче, взялся я. Хотел узнать пару-тройку ваших секретов, чтобы сперва удивить начальника, а потом и рассказать все тайны. Но не ведал, что вы за фрукт, и решил начать с вопросов, которые вам показались грозой с неба, а для нас — привычное дело. Вы и поплыли. И заплыли в серьезное дело.
— Рваная я шляпа, — застонал Киштуй. — И здесь мне не повезло.
Мне настолько понравился способ, с помощью которого лицевая карта "становилась" другой, что я разработал трюк, где четыре туза "оказывались" двухкраповыми картами, а затем вновь "обращались" в тузы. Этот фокус я продемонстрировал на 20-м Конгрессе ФИСМ, а потом ко мне подошли, кажется, испанцы, чтобы я рассказал секрет. Рассказываю.
Рис. 44
1. Исполнитель достает из колоды четырех тузов и, развернув их в веер, показывает зрителям (рис.44, а); после этого он поворачивает веер краповой стороной к аудитории (рис.44, б), а затем сворачивает его так, чтобы в получившейся пачке обе стороны были краповыми, т.е. две крайние карты должны быть обращены крапами наружу, а положение двух внутренних карт соответствовало бы положению одной из крайних — для такого складывания карт можно воспользоваться, например, приемом, показанным на рис.24 (финальная стадия трюка, естественно, не выполняется).
2. Фокусник стоит правым боком к зрителям (развернувшись на 45 градусов), а в его левой руке, согнутой в локте под 90 градусов и обращенной ладонью к залу, находится пачка карт, причем левый большой палец лежит на верхнем длинном ребре, а левые мизинец, средний и безымянный пальцы располагаются на нижнем длинном ребре; при этом три карты из пачки направлены крапом в сторону аудитории, а одна (ближайшая к левой ладони) — крапом к левой ладони (рис.44, в).
3. Волшебник подводит к пачке со стороны публики правую руку и накладывает правый большой палец на ближнее короткое ребро пачки, а кончик правого среднего пальца помещает на середину краповой стороны пачки, ориентированной в сторону зрителей, после чего сдвигает ближайшую к аудитории карту — в направлении к себе, на 0,3-0,5 ее длины (рис.44, г); далее на ближнем коротком ребре остается прижатый к нему кончик правого большого пальца, а остальные правые пальцы откидываются в сторону, открывая карты для взглядов зрителя (рис.44, д).
4. Левым указательным пальцем чародей слегка отделяет дальнее короткое ребро ближней к левой ладони карты (на рис.44, д приведен вид сверху), после чего нажатием левого указательного пальца на дальнее короткое ребро отдаленной карты перемещает ее вдоль пачки до тех пор, пока ближнее короткое ребро этой карты не упрется в подушечку правого большого пальца (рис.44, е).
5. Правый большой палец снимается с ближнего короткого ребра выдвинутых в сторону исполнителя карт и захватывает эти карты со стороны ближнего короткого ребра таким образом, что правый большой палец накладывается на краповую сторону карты, ближайшей к левой ладони, а правые средний и указательный пальцы помещаются на краповую сторону карты, ближайшей к аудитории (рис.44, ж).
6. Обе карты, зажатые пальцами правой руки, вытягиваются вправо этими пальцами, отделяются от пачки и поворачиваются на 180 градусов — в результате этого поворота карта, прежде располагавшаяся ближе к правой ладони, ныне оказывается обращенной в сторону зала; обе карты захватываются за длинные ребра кончиками пальцев левой руки — этот захват необходим, чтобы правая рука отпустила эти две карты и развернулась для захвата, описанного в п.5 (рис.44, ж).
7. Следует еще один поворот двух карт на 180 градусов, подобный изложенному в п.6, только развернутая в конце поворота правым большим пальцем к публике правая рука помещает эти две карты на лицевую сторону двух оставшихся в левой руке карт, располагая их между бывшей пачкой и левой ладонью (рис.44, з).
8. Повторяя пп. З-7 большое количество раз, исполнитель даже может убедить зрителей, что в пачке находятся не 4, а большее количество карт, и все они — "двухкраповые", т.е. "имеют" крап с обеих сторон.
9. Для доказательства обычности карт фокусник выполняет перехват пачки — левый большой палец продолжает оставаться на верхнем длинном ребре, остальные левые пальцы продолжают располагаться на нижнем длинном ребре пачки, правый большой палец после вдвигания "двухкраповой" карты в пачку продолжает находиться на ближнем коротком ребре, а остальные правые пальцы перемещаются на дальнее короткое ребро (рис.44, и), после чего левые (кроме большого) пальцы немного отъединяют нижнее длинное ребро левой в пачке карты от оставшихся трех карт пачки (на рис.44, к приведен вид снизу).
10. Фокусник бросает карты на стол, стремясь, чтобы нетолько все они легли лицевой стороной на стол, но и карта из левой руки пришла бы на поверхность стола первой (рис.44, л). Теперь, перевернув все карты, лежащие на столе, волшебник демонстрирует публике, что все четыре туза — самые обыкновенные.
Комментарий Олега Степанова.
Способ замены карты называется "смена цвета". Именно в это за рубежом вылились те манипуляции, которые Логинов называл шанжировки. Здесь приведен очень старый способ с двумя классическими ошибками начинающих. 1. На рисунке 42 б видно, что правый большой палец заходит за карты; 2. Левый указательный проталкивает карту и то, что он согнут видно, когда отодвигается правая ладонь. Оба этих действия видны зрителям, чего стоит избегать.
Способ замены двух карт одновременно описан в книге "Королевская дорого в карточную магию", стр. 168. 1947. Эта книга в списке литературы автора.

9

А потом к столу подошел пират.
В тельняшке с закатанными рукавами, с черной повязкой — наискось через лоб, с широким морским кортиком-муляжом.
"Вел "Химеру" Гиас — корабль огромный, как город,
С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,
В три приема они три ряда весел вздымали",
- проговорил он.
— Данте? — оторвавшись от бокала с пивом, спросил один из сидящих, — то есть, тьфу, перепутал — Гомер?
— Нет, не Гомер, — ответил пират. — Это Вергилий.
— Понял, — кивнул спрашивающий. — Небось, кандидат филологических наук? А из Гомера — можешь?
— Не угадали — не кандидат, — поднимая руки, произнес пират. — Касательно Гомера — я в курсе. Клип такой:
"Ему повинуясь, сосновую мачту
Подняли разом они и, глубоко в гнездо Погрузивши,
В нем утвердили ее, а с боков натянули веревки;
Белый потом привязали ремнями плетеными пару с;
Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волны
Звучно под килем потекшего в них корабля зашумели..."
— Ясно, — оторвался от пива собеседник. — Одиссей, небось, поплыл?
— Телемах, его сын, — пояснил пират.
— А-а, Телемах, — протянул сидящий. — Ничего, так тоже можно. Ну, а сам зачем — пиратом? Бизнес такой?
В руках пирата появилась колода карт. Пружинисто изогнув руки, он направил карточную струю из одной кисти в другую, и когда трещящий поток оборвался, проговорил:
— Карточные манипуляции. А костюм — согласно профилю заведения.
Дело происходило в центре Москвы. Точнее — в ресторане "Пират", расположенном на Пушкинской площади, слева от киноконцертного зала "Пушкинский" (бывший кинотеатр "Россия"). Фокусника, одетого морским разбойником, звали Дмитрием Легоньковым, однако у своих друзей он проходил как Димсон — за большую начитанность и солидность поведения.
— Но ведь пираты — это разбойники и грабители! — прозвучал женский голос из-за стола. И девушка, сидящая рядом со спрашивавшим парнем, наклонилась, чтобы лучше видеть лицо фокусника. Димсон улыбнулся:
— Разбойники и грабители — да, но это где-то и когда-то — там, он неопределенно махнул рукой. — Здесь же — романтика и развлечения. Кстати в VI веке до нашей эры существовал закон Солона, знаменитого греческого мудреца — моряки, торговцы и пираты уравнивались в правах, поскольку грабить соседей тогда отчего-то не считалось зазорным. В смысле — коси любого, если на благо отечества.
— Пираты воровали женщин! — взвизгнула девушка.
— Вам, я думаю, это не угрожает, — галантно склонился Димсон. — Заметьте, что в 530 году до нашей эры в Греции работала первая в истории женщина-пират — ее звали Сфинкс. Она оборудовала свое мощное заведение на горе близ города Анфедон, где море засыпано скалами, но совсем рядом проходил товарняк — груженые корабли шли из Афин в Македонию и обратно. Ее быки облегчали купцам поклажу как раз на полпути.
— Ладно, переходи к фокусам, — прервал Димсона еще один сидящий. — Телка-пират, во как, в Греции все есть... Оборзела античность.
Димсон вытащил бухту каната небольшой толщины.
— Я буду втирать вам очки со связанными кистями, что для меня, естественно, затрудняет, — произнес он, разворачивая канат. — Дама желает гениально обвязать мои руки? Пли-из.
— Пока дама вяжет, я изложу, как игральные карты дотолкались до Америки, — объявил Димсон присутствующим. — Их доставила Колумб-экспедишн, открыв Америку, они закинули в нее карты, которые теперь там цветут...
... В исторических хрониках упоминается о том, что когда корабли Колумба в 1492 году, приблизившись к неизвестной земле, попали в сильный шторм, то суеверные моряки, чтобы не накликать на себя еще больших неприятностей, выбросили игральные карты за борт. Гарсиласо де ла Вега в своей книге "История Флориды", изданной в 1723 году в Мадриде, сообщает продолжение этой истории — он пишет, что моряки Колумба, оказавшись на твердой земле, быстро позабыли о морских неприятностях и стали испытывать тоску по привычной азартной игре, в результате чего сами сделали карты для себя, и местные индейцы очень удивлялись, глядя на странное занятие прибывших людей. Но, как уточняет де ла Вега, по-настоящему американские аборигены познакомились с карточными играми только в 1534 году, когда участники очередного испанского вояжа привезли с собой из Старого Света кожаные карты...
—... Вот и все, отлично! — воскликнул связанный Димсон. — Я беру колоду, разворачиваю ее в веер — достаньте любую карту, запомните ее и вложите назад...
После чего развернулось стандартное карточное действо. В финале которого Димсон вручил колоду зрителям, те разложили ее, как смогли, на столе — выбранная карта оказалась перевернутой. Аудитория, не слишком-то компетентная в фокусных нюансах, полагала, что Димсон сильно усложнил себе жизнь, допустив наложение пут. На самом деле все обстояло иначе — обернутые вокруг рук канаты не мешали, а помогали волшебнику: неловкие движения чародея аудитория вовсе не воспринимала как трюковые, а расценивала в качестве естественных, обусловленных трудным положением, в котором оказался престидижитатор. К тому же объемная масса канатов, окутывавшая предплечья Димсона, великолепно маскировала все манипуляции с колодой. "Мой коддершток" — отзывался Димсон о канатных "манжетах", уподобляя их устройству для удобного управления парусным судном, известного с античных времен.
Способ переворота карт Димсон заимствовал из книги Джина Хагарда и Фредерика Брайе "Королевский путь в карточные фокусы", и хотя прием, рекомендованный признанными знатоками карточных трюков, лично мне кажется несколько неуклюжим, Димсон выполнял его мастерски, проводя карточной колодой вдоль любой части своего пиратского наряда. Вот он, метод Хагарда и Брайе:
Рис. 45
1. Фокусник кладет колоду карт лицом на левую ладонь так, что левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает колоду поперек с ее краповой стороны, а остальные левые пальцы располагаютя со стороны другого длинного ребра колоды. Исполнитель опускает левую руку с колодой вдоль левого бедра, еще не выпрямляя эту руку до конца.
2. Левым большим пальцем исполнитель немного сдвигает верхнюю (краповую) карту вниз, зацепляя ее нижним длинным ребром за поверхность костюма (рис.45, а).
3. Волшебник выпрямляет левую руку до конца, двигая левую кисть с колодой вниз, отчего краповая карта, зажимаемая между колодой и костюмом, начинает переворачиваться (рис.45,6).
4.Когда переворот карты завершен и она легла крапом на крап колоды, чародей выравнивает колоду и, отведя в сторону левый большой палец, начинает подъем колоды вверх (рис.45, в). Чтобы зрители не заметили, что краповая карта в колоде перевернута, следует держать левый большой палец направленным вправо.
Когда один из посетителей "Пирата" обозвал Димсона кандидатом филологических наук, он был не так уж неправ. Да, ученой степени у нашего героя не было, но благодаря своему дикому увлечению филателией Димсон прочел массу литературы по сюжетам, обозначенным на почтовых марках. И однажды с ним случилось происшествие. Работая в "Пирате", Димсон попросил у одного из посетителей бумажник, утверждая, что выбранная карта "перелетела" из колоды именно туда. Тот, благообразный старичок, вынул бумажник и протянул его фокуснику. Наш престидижитатор затратил на его распахивание буквально мгновенье — настолько хорошо у него был отработал этот прием. А именно — в тот самый момент, когда между стенками бумажника образовалась микрощель, Димсон всунул в нее пальмированную карту, а затем продолжил раскрывание быстрым движением пальцев, с обязательным замедлением в заключительной стадии. Благообразный старичок был потрясен, увидев карту, удобно устроившуюся внутри бумажника! Но не менее пораженным оказался и Димсон, разглядевший под картой, в плексигласовом окне марку, заложенную под прозрачную пластинку, желтую марку! Он узнал ее сразу — выпущенная в 1884 году, она являла собой филателистическую редкость.
Дело в том, что в тот год были напечатаны две марки — одна, серого цвета, имела номинал 3 руб. 50 коп. (в коллекции Димсона она хранилась), а другая, желтого цвета, стоила 7 руб. (ее у Димсона не было).
Достаточно дорогие для России конца прошлого века, эти марки, размером 2,5х3 см, обладали тиражами 3976 и 2656 экземпляров соответственно. Их филателистическая особенность заключалась в том, что ниже российского герба художник изобразил два скрещенных рожка — символ почты того времени. Однако в те годы случилось возникновение телеграфа. В связи с этой новацией выпуск указанных марок моментально оказался свернутым, и с 1889 года начали выходить другие марки с новым почтовым гербом — с двумя скрещенными стрелочками; тираж таких марок быстро перевалил за миллионы экземпляров, и они никакой ценности для коллекционеров не представляют.
Преодолев секундное оцепенение, Димсон сделал вид, будто достает карту из бумажника с особой торжественностью — за это время он успел наложить мизинец на уголок марки-раритета и легким подгребающим движением вытянул ее из-под плексигласового окошечка прямо себе в ладонь, после чего протянул захлопнутый бумажник благообразному. Тот принял свое законное имущество, похмыкал, покрутил головой, даже раскрыл его. Димсон похолодел — старик мог обнаружить пропажу, а по собственной практике Димсон знал, какие они психи, эти вежливые с виду коллекционеры. Но все обошлось — благообразный и в самом деле раскрыл бумажник, только обратив содержимым вниз, даже потряс его над столом, после чего — ф-фу, у Димсона отлегло от сердца — вновь сложил и сунул себе в карман. А дальше, улыбаясь, принялся за салат из свежайших морепродуктов фирменного, "пиратского" изготовления. Обошлось.
Но в комнате для артистов Димсона захлестнула совесть. Он представил себя на месте благообразного филателиста: как тот приходит домой, как садится за стол, как раскрывает бумажник, желая насладиться добытым сокровищем, как взгляд его утыкается в пустое место, как... В общем, Димсон вернулся в зал и подал марку старичку, вкушавшему салат.
— Вот, — произнес он, — случайно приклеилась к карте. Не ваша?
Старичок перевел взгляд с салата на марку, выкатил глаза, побагровел, привстал, уронив вилку, сел, перевел дыхание, несколько раз моргнул и дрожащими руками бережно-бережно забрал бумажную драгоценность из пальцев Димсона.
— Да вы знаете, да вы знаете, — бормотал он. Димсон обрел привычное настроение.
— Знаю, конечно, сам коллекционирую, — ответил он. Так они познакомились и стали друзьями. И лишь однажды благообразный коллекционер поинтересовался:
— Одного не пойму — как же она приклеилась-то? Ведь клея-то на ней уж столетие как нет. А?
— Трудно сказать, — пожал плечами Димсон, отводя взгляд в сторону, — может, на карту капля какая попала.
Пронаблюдав манипуляции Димсона около месяца, я задумался — не может того быть, размышлял я, чтобы нельзя было изобрести способов переворачивать карту без участия костюма. Покрутил колоду, попробовал так, этак... И разработал два варианта, которые предложил Димсону. Он внимательно выслушал меня, попросил повторить приемы, скрупулезно воспроизвел их, а через неделю признался:
— Не знаю... Метод с костюмом для меня как-то удобнее — привык я кнему. А твои варианты соответствуют, вероятно, твоей анатомии-физиологии. Они на меня не очень-то ложатся. Хотя соглашусь — продуктивнее моего способа.
Именно последнее замечание и подвигло меня рассказать об обоих моих переворотах. Вот они.
Первый способ.
Рис. 46
1. Одна полуколода расположена лицом к исполнителю на левой ладони исполнителя, развернутой к залу (при этом левый большой палец, находящийся со стороны левого длинного ребра, накрывает эту полуколоду с краповой стороны, а остальные левые пальцы полураскрыты и расположены правее правого длинного ребра), а вторая полуколода удерживается лицом к фокуснику в пальцах обращенной ладонью к волшебнику правой руки (при этом правый большой палец наложен на верхнее короткое ребро, а правые средний и безымянный пальцы удерживают эту полуколоду за нижнее короткое ребро); переворачиваемой является нижняя (ближняя к чародею) во второй полуколоде карта; вторая полуколода подносится справа к первой полуколоде (рис.46, а).
2. Подушечки левых четырех (кроме большого) пальцев накладываются на лицевую сторону нижней во второй полуколоде карты и, сгибаясь стягивают ее ближе к исполнителю, так что правое длинное ребро первой полуколоды начинает упираться в крап этой стянутой внаправлении левой ладони карте (на рис. 46, б показан вид справа).
3. Кончики левых четырех (кроме большого) пальцев нажимают на середину лицевой части сдвинутой карты, отчего та, изгибаясь (на рис.46, в приведен вид сверху), ложится краповой стороной на крап первой полуколоды — при этом надвигающаяся справа вторая полуколода закрывает от взглядов зрителей этот переворот; наконец, вторая полуколода помещается поверх первой полуколоды, а между ними оказывается перевернутая карта.
Второй способ.
Рис. 47
1. Колода, обращенная лицом вниз, находится в левой руке исполнителя, причем левый мизинец охватывает колоду со стороны ближнего короткого ребра, левый указательный палец — со стороны дальнего короткого ребра, левые средний и безымянный пальцы зажимают левое длинное ребро, а левая ладонь направлена вправо (рис.47, а); левый большой палец опускается на краповую сторону колоды, упираясь в верхнюю карту.
2. Левая рука начинает горизонтальное движение слева направо; при этом левый большой палец сначала сдвигает верхнюю карту вправо (рис.47, б), а затем, продолжая давление на крал сдвинутой карты, заводит ее через правое длинное ребро под колоду (рис.47, в), в результате чего бывшая верхняя карта оказывается не только нижней в колоде, но еще и повернутой крапом вниз; после этого горизонтальное движение левой руки завершается, и колоду можно положить на стол.
Комментарий Олега Степанова.
Если бы Карташкин повнимательней ознакомился с книгой "Королевская дорога в карточную магию", то после приведенного метода переворота карты он увидел бы, что прямо за приведенным способом с картинкой, в XIV главе есть еще три способа. Правда там нет картинок.
Второй, придуманный автором, способ называется полувольт - XIX век. Однако здесь проблема. Обратите внимание на 47 б - большой палец не держит верхнюю карту и она висит в воздухе.

10

Его появление у столика напоминало легкое дуновение вечернего бриза. Когда посетители, повинуясь неслышному изменению в пространстве, поднимали взоры — он уже стоял здесь, рядом. В свободном белом балахоне и с припудренным лицом.
Пьеро.
Луис Колиони.
Тот, кому знакомо это имя, согласится со мной — один из самых оригинальных фокусников. Умеющий превратить карточный трюк в пантомимическую сценку. Владеющий талантом приковывать внимание зрителей к своему жесту — иногда его движения казались наполненными гипнотической силой. Несмотря на избранную сценическую маску — меланхоличного Пьеро, а вовсе не активного и жизнерадостного Арлекина.
Его пластике верили абсолютно. Вот он грациозно приподнимал руку, отводя ее в сторону, и широкий рукав опадал, открывая голое предплечье. Прижимая большим пальцем к ладони колоду, он замирал, показывая указательным пальцем куда-то вдаль — и люди оборачивались, следя за его жестом. Если бы он пожелал, то мог бы выполнить в такую секунду массу тайных карточных манипуляций и никто не заметил бы ни единой! А он оставался недвижимым. Потом оттаивал, и его руки обретали прежнюю подвижность. Тогда-то и завязывалось карточное волшебство.
Его гастроли в Ницце, пришедшиеся на осень 1995 года, поразили многих знатоков. Опытные зрители, конечно, обратили внимание на невысокую престидижитаторскую технику, но все в один голос рассказывали о весьма странном чувстве — когда Луис Колиони принимался демонстрировать фокусы, у них возникало отчетливое впечатление, будто артист принадлежит совершенно иному миру. Словно он нес на себе ореол инобытия, потусторонности. Вроде бы даже прилетел с Луны.
Колиони удивлял аудиторию разными чудесами — с платками, с шариками, с веревками. А из карточных мистификаций чаще всего он исполнял композицию, названную им "Карточные цвета, или фантастика кулинарии". Обычно ей предшествовало волшебство с платками. Вот последний платок исчезал в воздухе и...
...Колиони доставал из-за пазухи пластиковое блюдце, на котором располагалась колода карт. Длинные пальцы Колиони захватывали ее, поднимали в воздух и тотчас же бросали обратно.
— Она горячая! — объяснял фокусник.
Он помещал блюдце на стол, опять поднимал колоду, морщась, перекидывал ее с руки на руку, обдувал. Но потом руки, видимо, привыкали, колода постепенно "остывала", и с ней вполне можно было начинать показывать трюки.
Одну из карт Луис Колиони поднимал вверх, а левой рукой устанавливал колоду на блюдце вертикально, прижимая ее сверху указательным пальцем. Опуская поднятую руку, подводил к колоде одиночную карту и медленно вонзал ее угол в верхнее ребро. Потом погружал эту карту внутрь колоды, и краповая карта, отвалившись от остальных, опрокидывалась на блюдце — словно тонкий колбасный диск, отрезанный ножом. Затем рядом с ней ложились еще три карты. Все — разных мастей.
При этом лицо исполнителя выглядело то меланхолическим, то улыбающимся. В какие-то мгновения оно становилось серьезным, а в другие моменты оказывалось смеющимся. Иногда на нем проявлялась наивность, а нередко мелькало ироническое выражение.
— Итак, перед нами — четыре различные масти, — негромко, но торжественно объявлял Колиони. — А вот цветов — два. Красный и черный.
Выдерживая паузу, Колиони величественно проводил кистью по воздуху, словно проглаживая его.
— Великий Дебюро давно умер, — вновь начинал звучать голос Колиони, — но в моем сердце он жив. Я стараюсь следовать его традициям, правда, он всегда молчал, а я прибегаю к произносимому тексту. Итак, фокус с цветами. С карточными цветами. Но сначала я хочу задать вам странный, быть может, вопрос — так ли уж далеки друг от друга карты и кулинария? Нельзя ли распределить колоду, раскладывая ее вперемешку, да еще по желанию публики, чтобы в итоге сложилось впечатляющее зрелищное блюдо? Дебюро ответил бы кеда" — кивнув головой.
...Жан-Батист-Гаспар Дебюро (1796-1846), характеризуемый современниками как "величайший актер своего века", являлся одним из самых блистательных представителей театрально-цирковой пантомимы, виртуозно сочетавшим в своих выступлениях серьезное со смешным, лирику с гротеском, философию с фарсом. "Этот несравненный артист, — писал о нем Теодор де Банвиль, — обладал всем, чтобы пленять народ, так как сам он был народом по своему рождению, по своей бедности, по своему гению, по своей ребяческой наивности". Его постоянной маской являлся Пьеро — бледный и хрупкий человечек в черной шапочке, огромном белом балахоне и широких белых штанах, а диапазон сценических действий артиста казался неисчерчерпаемым — акробатические трюки, переодевания, пантомимические этюды, трансформации, игровые отступления, превращения, монтировочные фокусы и т.д. При этом он не произносил ни единого слова — единственный из всего актерского ансамбля. Человек, который всегда молчал. Всегда. На сцене, разумеется. В парижском театре Фюнамбуль (театре Канатоходцев, преобразовавшемся в 1816 году из театра Ученых собак) на представлениях, даваемых Дебюро, присутствовали самые знаменитые люди тогдашней Франции: Теофиль Готье и актриса Жорж, Оноре де Бальзак и Проспер Мериме, певица Малибран и Оноре Домье, Шарль Нодье и Альфред де Мюссе и многие другие. Всех их приводила в восхищение игра Дебюро. А гениальный артист, простой и скромный по натуре, в жизни являлся чрезвычайно непритязательным человеком — мало того, что он получал мизерные 35 франков в неделю, но у него даже не было приличной артистической уборной — перед выходом на сцену он переодевался в помещении погреба, где по углам от сырости росли грибы. Покинув театр из-за астмы, он жил на пожертвования друзей-артистов, ибо не смог скопить сколь-либо значительной суммы. Когда он умер, на его могиле установили надгробие с надписью: "Здесь покоится артист, который никогда не говорил, но сказал все"...
Луис Колиони пластично протянул руку вперед, словно коснувшись в пространстве чего-то невидимого, и продолжил:
— Сейчас я попробую представить эту фантастическую кулинарию.
И он, изогнув кисть, длинными пальцами развернул колоду в веер. И далее последовал известный трюк, описанный в книге Фрэнка Гарсиа и Джорджа Шиндлера "Фокусы с картами". Вот как он там изложен.
Рис. 48
1. Зрители перетасовывают колоду и возвращают ее исполнителю. Тот разворачивает ее перед собой в веер и, взглянув на первые двадцать-тридцать карт, определяет, каких карт в этой части веера больше — красных или черных. Пусть, например, черных будет больше.
2. Фокусник кладет на стол лицом вверх ранее вытащенные ("отрезанные" картой от колоды — в исполнении Луиса Колиони) черную (карта 1 на рис. 48) и красную (карта 3 на рис.48) карты, одну рядом с другой. После этого он произносит
— Сейчас я буду извлекать карты из веера — по одной. А вы, глядя на крап, будете говорить, какого эта карта, на ваш взгляд, цвета. Если вы скажете, что черная (пиковой и трефовой мастей), я положу ее лицом вниз поверх нашей черной карты. Если вы решите, что она красная, я размещу ее на красной карте, также лицом вниз. Начали.
3. Каждый раз волшебник достает из веера черную (см. п. 1) карту. При этом он полностью повинуется указаниям зрителя. Или зрительницы:
— Эта черная, — говорит она, и чародей опускает черную карту вниз лицом на лицо лежащей черной карты (образуется полоса А — рис.48).
— А эта — красная, — произносит дама, и исполнитель относит карту к лежащей красной (образуется полоса Б — рис. 48). Иногда в процессе вмешивается спутник дамы:
— Дорогая, пусть он теперь положит шесть карт подряд вправо.
Фокусник не должен обращать внимания. Дама разберется сама:
— Отстань! Три карты — направо, три карты — налево. Я сказала — направо! Направо — от меня, не от вас! Да-да-да! Господи, какой тупой артист!
Волшебник опять-таки не должен реагировать на колкости. Его дело — вершить чудо.
4. Наконец, черные карты в развернутом веере истощились. Следовательно, в оставшейся колоде находятся только красные (бубновой или червовой мастей) карты. Фокусник берет две оставшиеся ("отрезанные" картой-ножом от колоды) карты и размещает их на верху тех двух полос (А и Б на рис.48), которые с помощью аудитории (в нашем случае — нервной, но увлеченной дамы) уже сформировались на столе; при этом красную карту (карта 2 на рис.48) исполнитель помещает лицом вверх на полосу с картами, объявленными как черные, а черную карту (карта 4 на рис.48) располагает лицом вверх на полосе с картами, декларированными как красные. При этом чародей поясняет:
— Магическая практика не терпит стереотипов — как, замечу, и артистическая. Немного изменим ход эксперимента, введем разнообразие. Вы же продолжаете руководить мной. Прошу вас продолжить называть цвета.
5. Если зритель произносит "черная", то волшебник кладет карту, извлеченную из пачки, находящейся в руках, поверх новой черной карты — лицом вниз, разумеется. Так образуется полоса Г (рис.48). Если же зритель говорит "красная", то карта, вынутая чародеем из пачки, удерживаемой в руках, отправляется поверх новой красной карты — лицом вниз. Так формируеется полоса В (рис.48). Обычно этот перебой в показе немного охлаждает даму, и она, слегка утомленная, перестает выговаривать слова, а обращается к пантомиме: начинает показывать покачивающимся пальчиком — вправо, влево, влево, вправо...
6. На этот раз не следует раскладывать на "черные" и "красные" всю пачку — достаточно положить четыре-пять карт, после чего передать оставшиеся в руках карты зрителю. Зрительнице. Со словами:
— Пожалуйста, вы тоже можете принять участие в нашей магической кулинарии.
Иногда дама сама проявляет инициативу:
— А ну-ка, теперь я буду раскладывать!
Противоречить ей не следует. Наоборот — нужно поддержать ее порыв:
— О, конечно! Как я об этом не подумал?! Вот вам карты. Если желаете, могу выступить в роли инструктора: эту карту — сюда, а вот эту — туда.
Как правило, дама отказывается от услуг гида:
— Я сама!!!
А иногда соглашается:
— Ну что ж, если вам так не терпится — командуйте мной...
В обоих случаях она шагает в открытую для нее мышеловку. Раз это фокус — пусть идет.
7. Все карты разложены. Фокусник переворачивает карты 1, 2, 3, 4, (см. рис.48), оставляя их на местах, после чего собирает полосу 3-В-4-Г в одну полуколоду (нижняя карта — 3), которую кладет лицом вниз на верхнюю карту пачки Б, а затем точно таким же движением собирает в колоду и полосу 1-А-2-Б вместе с находящейся на ней полуколодой 3-В-4-Г (карта 1 оказывается нижней в колоде). Наконец со словами: "В этой колоде должны получиться четыре пачки: две, состоящие только из красных карт, и две, включающие в себя только черные карты; посмотрим, что у нас получилось" волшебник переворачивает колоду лицом вверх и расстилает ее на столе в длинную полосу. "Таким образом, — завершал Колиони, — в результате хаотического смешения ингредиентов наша магическая кулинария позволила получить вполне приемлемую визуальную пищу, которая насыщает наш взор упорядоченной тайной". Поскольку этот трюк всегда заканчивается успешно, чародей не должен забывать поблагодарить даму, принимавшую участие в этом фокусе, тонко намекнув на ее проницательность и интуицию — хотя это и не является стопроцентной или даже пятидесятипроцентной правдой, даме все рано будет приятно. А это, по большому счету, и является самым главным итогом застольного трюка.
В той же самой Ницце годом позже с Луисом Колиони при выполнении этого карточного волшебства случился форменный пассаж — возможно, что из-за неверно заданной самому себе психологической установки. Заметно прибавив в престидижитаторской технике, Колиони решил, что финальное собирание двух карточных полос в колоду должно происходить как можно быстрее и стал выполнять его широким горизонтальным махом — справа налево. Что и послужило причиной конфуза. Протянув руку к крайней карте, Колиони случайно зацепил средним пальцем веревочную декоративную петлю от одежды девушки, наклонившейся над столом. Вместо того, чтобы выпутать палец и тем, вне сомнения, внести в исполнение "пластическую грязь", Колиони не стал сдерживать вопль психологической инерции, взывавшей его к продолжению трюка, и рискнул — махнул по столу сгребающим движением, одновременно, естественно, рванув за мешающую петлю.
Что-то выдернулось из платья, наподобие шнура. Девушка, тихо ахнув, выпрямилась. А ее платье, мягко шурша, упало к ногам, закрыв туфли. Девушка стояла абсолютно голая! Отсутствие нижнего белья, в принципе, понятно — Ницца, Средиземное море, тепло, рядом гости с Каннского фестиваля, продюсеры, киноартисты... Но стриптиз произошел в совершенно неподходящий момент — как для девушки, так и для карточного чудотворца. Мгновенно оценив ситуацию, Колиони тотчас же нагнулся, схватил свалившееся платье двумя руками и молча вздернул его вверх, вдоль девушки, бездумно повинуясь лишь индивидуальной моторике эстрадника. Однако женское платье — отнюдь не брезентовый чехол, а потому первая попытка чародея не удалась. Не получилась и вторая — девушка отпихнула незадачливого одевателя двумя руками, и тот сел на пол, уставившись ошалевшим взором прямо в ее бедра... Инцидент получил огласку, и на следующий день Колиони вместе с иллюзионными аксессуарами оказался уже в нескольких десятках километров от фешенебельного курорта.
Впрочем, сам карточный трюк пользуется, по моим наблюдениям, серьезным успехом у зрителей. И вот перед тем, как отправиться на 42-й Конгресс австрийских фокусников, я решил разработать свой собственный вариант демонстрации этого чуда. Для чего сам себе задал вопрос:
— А почему, собственно говоря, карты разделяются по цвету? Ведь французский рыцарь Этьен Виньоль еще в конце XIV века ввел новые для того времени масти, заменив прежние кубки, мечи, монеты и жезлы на более абстрактные черви, бубны, трефы и пики, используемые ныне повсеместно, почему же раскладка по мастям выпала из рассмотрения фокусников?
Я не стал вспоминать о том, что согласно взглядам Виньоля, масть червей означала церковь, бубны символизировали вассалов, которые вошли в карты в виде старших воинов и лучников, трефы олицетворяли земледельцев, а пики характеризовали самих рыцарей — эта информация оказалась избыточной. И без нее становилось ясным, что возможность распределения по мастям в результате хаотической раскладки карт проигнорирована карточными чудопроизводителями.
— Раз уж при делении на цвета формируются как раз четыре группы карт, — принялся я убеждать самого себя, — то не воспользоваться ли этим обстоятельством для селекции по мастям? Все равно ведь раскладывать.
Последний довод убедил меня окончательно, и я ответил на свой вопрос положительно. То есть — отчего же и не воспользоваться? Конечно. Обязательно и всенепременно.
Вышло так — если не обращаться к суперпрестидижитаторским приемам манипуляционных зондертрюков, а ограничиться ловкостью рук среднего уровня сложности, то требуется предварительно составленная колода, в которой карты уже упорядочены по мастям.
— Но ведь зрители могут перед началом трюка потребовать колоду для тасовки? — произнес я в задумчивости и, по некотором размышлении, решил, что упорядочить колоду можно и на глазах аудитории, причем всего за две перекидки — из левой руки в правую и обратно, из правой в левую. Хаотическая колода, уходящая из левой кисти, будет возвращаться в нее уже разложенной по мастям. Надо только поступить следующим образом:
1. Исполнитель держит колоду в левой руке, повернутой ладонью в направлении "вверх — к фокуснику", причем левый большой палец, охватывающий колоду со стороны левого длинного ребра, наложен на ее лицо, а остальные левые пальцы располагаются на правом длинном ребре колоды; при этом обе руки волшебника, согнутые в локтях, находятся на уровне пояса чародея, а расстояние между кистями составляет 30-40 см.
2. Левый большой палец сдвигает верхнюю карту вправо на 1-2 см, после чего левая кисть выполняет резкий короткий бросок сдвинутой карты вправо; карта, посланная из левой руки в правую, должна лететь параллельно полу.
3. Карты, подлетевшие к правой руке, захватываются ею; при этом правая ладонь развернута в направлении "вверх — к фокуснику". Карты, влетевшие в правую ладонь, удерживаются между правыми большим и указательным пальцами.
4. Если карта, подлетающая к правой руке, является красной, то она ложится поверх карт, уже находящихся в правой кисти — для этого правый большой палец приподнимается, отрываясь от удерживаемой пачки карт, а после приема прилетевшей карты вновь опускается на ее лицо.
5. Если карта, мчащаяся по воздуху к правой руке, имеет черный цвет, то она размещается под картами, находящимися в правой руке — для этого правые мизинец, средний и безымянный пальцы отгибаются вниз для приема подлетающей карты, в то время как правые большой и указательный пальцы продолжают удерживать пачку принятых ранее карт.
6. По окончании выполнения пп. 2-5 в правой кисти будет находиться колода, верхняя половина которой будет состоять из красных карт, а нижняя — из черных. Эта колода выравнивается пальцами правой руки" после чего начинается аналогичный переброс карт по одной из правой кисти в левую. Техника переброса и ловли карт полностью соответствует описанию, данному в пп. 2-5, если в тексте этих разделов слово "левый" заменить на слово "правый"; разница заключается в следующем: при перебросе карт из верхней половины колоды бубны ложатся на верх пачки в левой руке, а черви — под пачку, а при перебросе карт из нижней половины на верх пачки приходят пики, а трефы принимаются под низ. В итоге колода, оказавшаяся в левой руке, имеет следующее расположение мастей: сверху — пики, под ними — бубны, еще ниже — черви, а в самом низу — трефы.
После такого упорядочения мастей начинается собственно фокусов котором после хаотической раскладки карт на столе собранная колода продолжает иметь упорядоченные масти.
Рис. 49
1. Исполнитель держит колоду в левой кисти, поднятой на уровень левой ключицы и обращенной ладонью к залу, причем левый большой палец располагается ниже остальных пальцев; колода, повернутая крапом к публике, удерживается между правым большим пальцем, лежащим на нижнем длинном ребре колоды, и остальными четырьмя правыми пальцами, находящимися на верхнем длинном ребре. Таково исходное положение, которое не меняется в течение всей раскладки карт.
2. К левой руке подводится правая рука, ориентированная ладонью вправо; при этом правый большой палец накладывается на лицевую сторону колоды, а правые средний и безымянный пальцы ложатся на краповую сторону колоды (рис.49, а).
3. Раскладка карт на столе может подчиняться хаотическим указаниям зрителей, а может выполняться по случайному закону самим фокусником — в обоих случаях волшебник, взяв правой рукой карту из колоды, помещает ее на стол лицом вниз. Точки размещения карт на столе приведены на рис. 49, б: А и Б — более удаленные от чародея, чем В и Г.
4. Одним и тем же движением (см. пп. 2-3) исполнитель помещает больше половины колоды в точки А и Б. Если фокусник намеревается положить карту на точку А, он берет эту карту с краповой стороны колоды (работают первые средний и безымянный пальцы, снимающие карту с колоды), а если волшебник желает поместить карту на точку Б, он стягивает эту карту с лицевой стороны колоды (работает правый большой палец). В результате на столе образуются две кучки; нижние карты в кучке А являются трефовыми, а несколько верхних — червовыми; нижние карты в кучке Б оказываются пиковыми, а несколько верхних — бубновыми.
5. Не прерывая раскладки карт, чародей прекращает помещать карты на кучки А и Б, а переходит к размещению карт на точки В и Г, при этом карты, берущиеся исполнителем с лицевой стороны колоды, накладываются лицом вниз на точку В (это будут карты только бубновой масти), а карты, которые фокусник снимает с краповой стороны колоды, помещаются им лицом вниз на точку Г (карты только червовой масти).
6. Завершив эту хаотическую раскладку, волшебник сообщает публике, что мастей в колоде — четыре, но и кучек — тоже четыре, при этом он собирает кучки крест-накрест: кучку Г кладет на А, а кучку В помещает поверх Б. Наконец накладывает кучку АГ на крап кучки БВ (получившаяся колода имеет тот же порядок мастей: сверху вниз — трефы, черви, бубны, пики), после чего поворачивает колоду лицом вверх и расстилает ее на столе в карточную полосу — карты каждой масти расположены в ней отдельно от карт любой другой масти.
Этот фокус может быть продолжен — с использованием иного раскладочного принципа и иного метода собирания кучек. Раскладка карт и в данном варианте выполняется по четырем точкам стола — А, Б, В и Г (см. рис.49, б).
1. Колода, ориентированная лицом в направлении "вниз — к исполнителю", лежит на левой ладони, развернутой в направлении "вверх — к залу", причем левая кисть находится на уровне пояса; левый большой палец, охватывающий колоду со стороны левого длинного ребра, располагается на крапе колоды, а остальные четыре левых пальца придерживают колоду со стороны правого длинного ребра.
2. Исполнитель (под воздействием указаний аудитории или по собственному разумению) хаотически раскладывает верхнюю полуколод у, состоящую из 26-ти карт, по точкам А и Б, при этом фокусник замечает тринадцатую карту — любым способом: то ли слегка выдвинув ее в сторону, то ли немного повернув относительно других карт данной пачки. Это означает следующее: карты в этой пачке под тринадцатой включительно — трефы, над тринадцатой — черви; в другой пачке нижними являются трефы, а верхними — черви. Когда чародей разложит колоду на четыре кучки, ему необходимо будет собрать их вместе, при этом следует складывать вместе только кучки, находящиеся в одной строке (кучку А соединять только с кучкой Б, а кучку В соединять только с кучкой Г); для этого необходимо карты другой (где замеченная тринадцатая карта отсутствует) кучки вставить между замеченной тринадцатой картой и картой, лежащей выше замеченной тринадцатой — в нашем случае объединенная кучка АБ будет иметь карты червовой масти сверху и карты трефовой масти сразу.
3. На данном этапе исполнитель выполняет трюковые действия аналогично изложенным в п.2 — относительно нижней полуколоды и кучек В и Г; в результате объединенная кучка ВГ будет иметь сверху карты пиковой масти, а снизу — бубновой.
4. Волшебник накладывает кучку АБ на кучку ВГ (порядок мастей в итоговой колоде: сверху вниз — черви, трефы, пики, бубны), после чего переворачивает результирующую колоду и расстилает ее на столе в карточную полосу — зрители видят, что карты каждой масти оказываются изолированными от карт любой другой масти.

11

— Чтобы вынудить джентльмена взлететь, надо закрыть ему все пути к отступлению.
Эта фраза принадлежит одному из остроумнейших престидижитаторов нашего времени — англичанину Джеффри Найтингу, родившемуся в 1935 году. Человеку интеллигентному, начитанному и чуть-чуть зараженному меланхолией. Первоклассный исполнитель карточных трюков, он любил повторять:
— Если джентльмен подражает, то — только неподражаемым.
Впрочем, знаменит он был не только своими афоризмами. Его сценическое поведение отличалось не только нестандартностью, но еще и непредсказуемостью.
Казалось бы, очевидно -появившийся артист должен сразу же начать работать на зрителей. Иначе станет работать сам зритель. — То есть заниматься своими делами, позабыв об артисте. Зная эту истину, почти все исполнители, выйдя в зал, тотчас же принимаются атаковывать публику своим искусством. И, кстати говоря, правильно делают. Джеффри Найтингу данная заповедь, похоже, была неведома.
Сперва посетители принимали его за человека, ищущего свободное место — он долго бродил между столиками, не снимая шляпы-канотье и белых перчаток, оглядывался, что-то выискивая, указывал тонкой тростью в глубину кресел, затем оборачивался в другую сторону и, отшагнув, двигался в противоположном направлении. Так он блуждал по залу довольно долго. Ходил и ходил. Гулял. Затем вдруг выяснялось, что в его кистях находятся карты, которые он то ли пересчитывает, то ли перебирает, причем замечалось это тогда, когда из середины взъерошенной колоды неожиданно начинали вылезать долларовые купюры. Найтинг равнодушно вытягивал зеленые бумажки и, не прекращая перемещаться от столика к столику, тщательно упрятывал их в карман. Поймав чей-нибудь любопытствующий взгляд, спокойно пояснял:
— Я — джентльмен и работаю только с деньгами. Ну, и с картами, конечно. Они — мой бумажник.
Итогда его непонятное поведение постепенно прояснялось — присутствующие начинали осознавать, что странный пожилой мужчина не кто иной, как фокусник.
Однако Джеффри Найтинга это мало трогало.
Он мог подойти к любому столику, стянуть с рук перчатки, скатать их в комок, положить его на стол рядом со стоящим бокалом вина, вдвинуть часть колоды в напружинившийся нагрудный карман, затем концом тросточки отодвинуть комок из перчаток подальше от края, на освободившемся месте пересчитать карты, не поместившиеся в его кармане, забрать комок, расправить его, надеть перчатки и — отойти в сторону, даже не взглянув на ошарашенных сидящих. И не обернуться, слыша за спиной вспышки сдавленных смешков. Если же его спрашивали:
— Джентльмен — это для вас маска, образ или символ? Оно твечал:
— Джентльмен — это мировоззрение. Их на земле, как и динозавров. То есть — ни одного.
Если следовал вопрос:
— А вы?
Он говорил:
— Последний. Случайно сохранившийся. В том-то и трагедия.
Если ему замечали:
— Ага, значит, один все же есть?
Он слегка разводил руками:
— Разве я похож на динозавра? Впрочем, со стороны виднее.
Так, проводя блиц-беседы с обитателями разных столиков, Найтинг умело создавал атмосферу элегантной парадоксальности — рано или поздно расположившиеся за столиками люди начинали чувствовать неуловимое обаяние неторопливого ретро. Затем под сводами ресторанного зала тихо-тихо возникала мелодия старинного танго, и тогда престидижитатор переходил к демонстрации карточных чудес.
Его любимым трюком была тасовка врезкой — когда карты одной полуколоды с интригующим треском ложились между карт другой полуколоды. Выполнив этот прием, Джеффри Найтинг произносил:
— Первый закон джентльмена, не умеющего играть — перетасуй колоду. Я это сделал.
Он клал колоду на стол и, постукивая кончиком трости по верхней карте, говорил:
— Убежден, что эта карта — красная. Желаете ли вы присоединиться к моему мнению?
И, не давая ответить, продолжал:
— Второй закон джентльмена, не умеющего играть — оплатить прогноз заранее. Имеется в виду партнер, а не джентльмен, разумеется. Каковы успехи вашего финансового восхождения? Оно состоялось или еще пребывает в качестве желания? Если возникала пауза, Найтинг вел монолог дальше:
— Третий закон все того же джентльмена — колеблющегося подтолкни. Чтобы не колебался. Вот и я — спонсирую вас на мой вопрос. Десяти долларов хватит? Хорошо. Я — джентльмен, и я их кладу. Вот.
И делал первый фокусный ход — переворачивал верхнюю карту.
— Ах! Карта и в самом деле красная — к несчастью для вас. Ваши пять долларов -мои. Согласно четвертому закону джентльмена — выиграл деньги, бери сразу, не шокируй партнера лицезрением проигранного. Однако у вас еще целых пять долларов — правда, моих, но это уже детали. Продолжим, если у вас нет серьезных возражений. Я тасую карты, перемешиваю, снимаю, кладу колоду на стол. И предполагаю: верхняя карта — снова красная. Люблю постоянство.
После вскрытия верхняя карта и вправду оказывалась красной. Найтинг произносил равнодушным тоном:
— Опять забираю мои-ваши пять долларов. Если рассчитываете победить, попробуйте поставить из своего бумажника. Я шучу — это был всего лишь фокус. Вообще-то я руководствуюсь семью законами джентльмена, и этого бывает достаточно. Недавно один подлец добавил восьмой, но он не уместился у меня в голове — знаете ли, не хватило места...
Многие посетители потом признавались, что, слушая подобные "сюрреалистические" монологи и наблюдая хорошо выполняемые карточные трюки, они на целый вечер отключались от реальной действительности, и полученное ощущение "иной мыслительной системы, существующей независимо от осязаемого бытия и погладывающей на окружающую реальность свысока и с иронией" всегда освежало. Причем не только физическое самочувствие, но иногда и интеллектуализированное миросозерцание.
Необычное заключение. Особенно если учесть, что карточные трюки Джеффри Найтинга были почерпнуты из фокусных публикаций. Например, его любимая тасовка врезкой (не являющаяся, по сути, волшебством, зато вполне удовлетворяющая требованию зрелищности) выполнялась так.
Рис. 50
1. Исполнитель удерживает колоду, обращенную лицом вправо, в левой руке, ориентированной ладонью вправо, причем левый большой палец располагается на верхнем коротком ребре колоды, согнутый левый указательный палец упирается в краповую сторону колоды, а левые мизинец, средний и безымянный пальцы наложены на нижнее короткое ребро колоды; левая кисть находится на уровне пояса.
2. Правая рука, все пальцы которой, кроме мизинца, собраны в кулак, а выпрямленный мизинец, находящийся ниже остальных пальцев, направлен влево, подводится к лицевой стороне колоды.
3. Левый большой палец начинает ослаблять давление на верхнее короткое ребро колоды, а левый указательный палец принимается усиливать нажим на краповую сторону колоды, в результате чего верхнее короткое ребро лицевых карт колоды начинает вырываться из-под левого большого пальца — карты опускаются лицевой стороной на подставленный правый мизинец (рис. 50, а).
4. Когда примерно половина карт вырвется из-под левого большого пальца, правый безымянный палец накладывается на краповую сторону вырвавшихся карт (вблизи правого короткого ребра); левый большой палец одерживает остальные (невырвавшиеся) карты; левая рука немного приподнимается вертикально вверх, чтобы левые мизинец, средний и безымянный пальцы, нажимающие на лицевую сторону колоды (вблизи левого короткого ребра), подняли пачку вырвавшихся карт до положения, когда краповая сторона вырвавшихся карт ляжет на согнутые правые средний, указательный и безымянный пальцы; правый большой палец захватывает верхнее короткое ребро пачки вырвавшихся карт (рис.50, б).
5. Левый указательный палец нажимает на крап пачки, находящейся в левой руке; одновременно с этим правые средний, безымянный и указательный пальцы надавливают на крап пачки, расположенной в правой руке; в результате верхние короткие ребра лицевых карт обеих пачек вырываются из-под больших пальцев; распрямляясь и двигаясь лицевой стороной вниз, отделившиеся карты одной пачки в ходят между отделившимися картами другой пачки (рис.50, в); процесс заканчивается, когда карты в обеих пачках иссякнут — в финале обе пачки, частично врезанные друг в друга, замирают на мгновение, находясь в горизонтальном положении.
6. Кончики больших пальцев накладываются сверху на место стыка обеих пачек; остальные пальцы снимаются с прежних мест и перемещаются под сочлененные пачки — нажимая на лицевую сторону карточного комплекса в области стыка, эти пальцы выгибают этот комплекс местом стыка вверх (рис. 50, г).
7. Четыре пальца (кроме больших) обеих рук снимаются с лица карточного комплекса и отводятся вниз; кисти при этом остаются на прежнем расстоянии друг от друга; в результате освобожденные карты начинают двигаться вниз, вкладываясь друг между другом и образуя таким образом колоду (рис.50, д). Карты колоды, по сравнению с их исходным расположением, оказываются перемешанными (перетасованными).
Вероятно, не найдется в мире такого фокусника, профессиональная деятельность которого обошлась бы без инцидентов, а уж демонстрационная манера Джеффри Найтинга прямо-таки взывала к ним. Ипроисшествие не заставило долго себя ждать — путеводная звезда Найтинга, продиктовавшая ему оригинальность исполнительского поведения, вывела его в одном из баров на дальний столик, где располагалась супружеская, по-видимому, чета — средних лет мужчина и чуть более молодая женщина. Что привело его в тот закуток? Найтинг потом рассказывал, что поддался зовущему взгляду дамы и не обратил внимания на изрядную степень опьянения у ее спутника.
— Я не имел в виду восхищаться дамой, чтобы проводить ее домой, — объяснял Джеффри, — но сообщить ей комплимент я был обязан.
И он, подойдя к столику, сначала щелкнул колодой, а затем, разделив ее на две части, протянул одну из них даме:
— Как джентльмен, делюсь с очаровательной посетительницей половиной того, что имею в данный момент, — сказал он. — Прошу вас перетасовать.
Женщина просияла, приняла в руки пачку и принялась усердно перемешивать карты. Ее муж, сидевший, свесив голову, заслышав карточный шелест, распрямился и, глядя на ее мелькающие руки, буркнул:
— Ты — не так! Дай, я перетасую!
И снова уронил голову на грудь. Фокусник, заслышав сей рык, моментально определил, что может попасть под пыльный мешок отнюдь не парламентских выражений и уже изготовился было отчаливать в сторону, однако факт быстрого отключения дамского спутника, а также жаркий взгляд, излученный дамой, усыпили его бдительность, и он решил продолжить.
Забрав у женщины перетасованную половину, он передал ей вторую. Однако, как только дама взяла предложенную ей пачку, муж воспрял, вскинулся и, молниеносно вытянув руку, хапнул карты прямо из пальцев женщины. После чего ленивыми аплодирующими движениями стал разводить мясистые кисти и сводить их, стараясь втиснуть одни карты среди других. Поскольку это у него не слишком получалось, то, устав попадать ребром в ребро, он бросил карты на стол и отвалился на спинку стула, повесив голову.
Тогда инициативу взяла дама.
— Извините его, — произнесла она, мило улыбаясь. — Он — после работы на фирме. Измучился. Вот, возьмите, я перетасовала.
— Джентльмен не станет реагировать на пустяки, если его никто об этом не просит, — галантно склонился Найтинг. — Вытащите, пожалуйста, одну карту, запомните ее и вложите в мою полуколоду. А теперь соединим наши пачки. Не желаете ли снять колоду?
— Желаю, — загадочным голосом ответствовала дама и толкнула пальчиком верхнюю половину. Отрешенный муж изредка встряхивал головой, будто о чем-то вспоминая. Фокусник извлек из глубины колоды какую-то карту.
— Ваша? — спросил он, поворачивая карту лицом к жеящине
— Нет, — ответила она. — Неправильно.
— Могу я, как джентльмен, потереть ее о ваш мизинчик? -осведомился волшебник, разворачивая карту лицом вниз. Дама грациозно подняла кисть к подбородку чародея:
— Пожалуйста.
Синхронно с движением ее руки поднял тяжелый взгляд и муж.
Найтинг коснулся картой женского пальчика, и вдруг заговорил супруг:
— Он жульничает!
Найтинг, приступивший к процессу магического трения, промолчал, ибо не мог остановиться на полпути. Он лишь быстрее, чем прежде, выполнил чародейский обряд и со щелчком вскрыл карту.
— Да, это моя карта, — согласилась дама.
— Он ж-жульничает! — повторно прозвучал трубный глас мужа. Посетители стали поворачивать головы, с интересом поглядывая на участников разворачивающегося конфликта. Возникла небольшая пауза. Которую разрядил муж. Он быстро схватил лежащую на столе карту, тотчас же вздернул руки, сунул карту себе за шиворот и протянул к фокуснику ладони с растопыренными пальцами.
— А где карта? — вопрошал он, вращая кистями вправо-влево. — А вот нету!
И гадко при этом улыбался, поблескивая глазами. Найтинга спасла находчивость. Шагнув поближе к дебоширу, он сунул правую руку в карман, захватывая там дубль-колоду и одновременно, для отвлечения внимания, левой рукой раскладывая удерживаемую колоду в полосу на столе — все в едином порыве. Ни секунды не медля, престидижитатор развернул дубль-колоду в веер, стрельнул по нему взглядом, отыскивая выбранную карту, мягким движением пальцев извлек ее, после чего протянул руку к воротничку мужа:
— Прошу прощения! — сказал он, слегка оттягивая пальцем воротник его рубашки, а другой рукой "доставая" оттуда карту.
— Вот она! — провозгласил Джеффри, бросая ее на стол. Муж оцепенел, поскольку похищенная им карта провалилась под рубашку и легла на его спину, а затем соскользнула ниже, вызывая неудобство в нижней секции спины, и он не знал чему верить — собственным глазам или неповторимому пикантному ощущению, сползавшему по спине все ниже и ниже...
После этого Найтинг произнес свою знаменитую фразу, которую до сих пор с удовольствием повторяют фокусники:
— Джентльмены никогда не взрывают мосты, они лишь подпиливают у них опоры.
Повернулся и ушел, оставив на столе разбросанные карты и мужа, недоуменно покачивающегося на стуле.
В кулуарах Конгресса ФИСМ один из немецких иллюзионистов-любителей сказал мне:
— Это был розыгрыш. Конкурент Найтинга, которые не могли смириться с его интригующе-замедленной манерой показа фокусов и мечтавшие занять его место, прибегли к коварной уловке — они пригласили двух актеров, мужа и жену, чтобы те, сообразуясь с обстоятельствами, опозорили Джеффри. Они не размышляли долго — дама взялась очаровывать волшебника призывающим взглядом, а супруг решил изобразить банально-подвыпившего посетителя. Тем более, что он никогда не бегал от спиртных напитков, а туг — такая возможность! Пришлось, правда, выжидать продолжительную паузу, практикуемую Найтингом, и муж за это время успел принять значительную дозу; даже возникла опасность выпадения из роли, но призывность партнерши спасла партию. Впрочем, все равно случился хэппиэнд, не так ли? Из-за решительности Найтинга задуманное не удалось, а актеры, все же получившие обещанный гонорар, потом отзывались о престидижитаторе как о весьма приятном и умелом исполнителе карточных трюков.
Памятуя о том, что тасовка врезкой, хотя и являлась любимым трюком Джеффри Найтинга, все-таки не относится к категории карточных мистификаций, я разработал пару вариантов фальшивых тасовок, то есть таких престидижитаторских действий, которые сохраняют изначальную послецовательность карт в колоде после имитации тасующих движений. Вот они, эти варианты.
Первый способ (порядок расположения карт в колоде сохраняется полностью).
Рис. 51
1. Выполняются пп. 1-6 предыдущего приема "Тасовка врезкой" (см. рис.50, а-г), только в конце п.6 выгиб карточного комплекса местом сочленения вверх выполняется до тех пор, пока карты не выйдут из сцепления друг с другом — в результате обе полуколоды хотя и оказываются изолированными друг от друга, но продолжают быть прислоненными верхними короткими ребрами; при этом большие пальцы находятся на стыке этих ребер, скрывая факт разъединения полуколод (рис.51, а).
2. Правый большой палец нажимает на верхнее короткое ребро правой полуколоды, а правый средний палец надавливает на лицевую сторону полуколоды, прижимая крап этой полуколоды к правой ладони; в результате карты с лицевой стороны правой полуколоды начинают по одной вырываться из-под правого большого пальца и, распрямляясь, ложиться горизонтально (лицом вниз), удерживаясь между основаниями мизинцев (рис.51, б).
3. Данный пункт выполняется совершенно аналогично п.2, если в п.2 заменить слово "правый" на слово "левый", при этом карты, вырвавшиеся из-под левого большого пальца, ложатся лицом на крап карт бывшей правой полуколоды; в результате формируется колода, порядок карт в которой полностью соответствует порядку карт в первоначальной колоде.
Второй способ (здесь сохраняется не порядок, а последовательность расположения карт в колоде — в том смысле, в частности, что верхняя и нижняя карты итоговой колоды будут иными, чем верхняя и нижняя карты первоначальной колоды).
Рис. 52
1. Исполнитель, стоящий левым боком к зрителям, удерживает колоду, обращенную крапом к аудитории, на левой ладони, повернутой вверх, причем левая рука полусогнута, а колода, расположенная вертикально, опирается о ладонь нижним длинным ребром и поддерживается большим левым пальцем с краповой стороны, а остальными левыми пальцами — с лицевой стороны.
2. Фокусник подносит к колоде правую кисть, направленную ладонью влево, захватывает пачку карт с лицевой стороны колоды, причем правый большой палец накладывается на ближнее короткое ребро этой пачки, а правый указательный палец ложится на дальнее короткое ребро, после чего данная пачка поднимается правой рукой вверх.
3. Правый мизинец отщепляет несколько карт с лицевой стороны поднятой пачки (рис.52, а), выводит их из-под правого указательного пальца и отпускает, отчего эти карты падают лицом на краповую сторону карт, находящихся в левой руке (рис.52, б).
4. На дальнее боковое ребро пачки, находящейся в правой руке, накладывается правый средний палец; при этом правый указательный палец ослабляет давление на пачку, и несколько карт с краповой стороны пачки падают крапом на лицо карт, расположенных в левой руке (рис.52, в).
5. Пачка, находящаяся в правой руке, отпускается и падает лицом на крап карт, удерживаемых в левой руке.
6. Повторение пп. 1-5 выполняется столько раз, сколько необходимо по ходу трюка.
Комментарий Олега Степанова.
Первый способ фальшивой тасовки никуда не годится, так как сейчас изобретают способы когда обе пачки перетасовываются.
Второй способ тасовки это вариант Шарлье, описанный Хоффманном в книге "Еще о Магии" 1890.

12

О блистательном джазовом пианисте сказано:
"Он, Дюк Эллингтон, всегда любил делать что-то такое, что считалось неправильным. Он понимал, что нарушает привычные каноны. Но он доверял своему вкусу и своему чутью. К тому же ему очень нравилось доказывать, что необычное, несмотря на новизну, будет звучать хорошо. И знаете, так оно всегда и получалось".
(Из книги Stanley Dance "The World of Duke Ellington", New York, Scribner's, 1970).
Несколько лет назад в престидижигации появился свой Дюк Эллингтон — Алэн Мак-Ритч, молодой американский мастер. Человек, соединивший карточные трюки со стэпом.
... Стэп¹. Танец, когда исполнитель одновременно является и музыкантом. Только музыкантом особого рода. Его безумно-элегантная музыка состоит исключительно из сухих ритмических перестуков. Отшагнув в сторону, танцор делает пируэт, и из-под ботинок, проносящихся над полом, извергается серия стрекочущих звуков. Еще один мах ногой — и подошвы, коснувшиеся настила, отчеканивают короткие точечные удары — то порознь, то целыми пересчетными гроздьями. Говорят, что древнеегипетские жрецы вставали на полый металлический барабан и, притоптывая босыми ступнями, задавали ритуальный такт — возможно, именно так появились первые стэписты. Которые, впрочем, даже не предполагали, что впоследствии подобная динамика ног воплотится в эстрадный танец. А потому начало развлекательной хореографии, основанной на телеграфной дроби подошв и каблуков, искусствоведы вполне закономерно связывают с плясками европейских переселенцев в Америку, отбивавших стэповые фразы, заимствованные из ирландского национального танца "джига", прямо на корабельной палубе, доски которой резонировали под ударами деревянных башмаков — такое дорожное увеселение впервые было зафиксировано в XVII век. Тогда же определились и некоторые стэповые параметры — в частности, мастерство солиста начиналось с серьезной цифры: 75-ти ударов в минуту...
Алэн Мак-Ритч появлялся перед зрителями в темном облегающем пиджаке и также темных, слегка искрящихся брюках. Из-за кулис ему бросали карты, он ловил их, вынимал колоду из футляра и шел к столикам с традиционной просьбой всех престидижитаторов — извлечь любую карту, запомнить ее, вложить обратно и перетасовать колоду. После этого он забирал карты, отходил назад и разворачивал их в веер, скользя взглядом по лицам карт. Все происходило буднично, без эффектных жестов или позировок, и зрители, видевшие номер Мак-Ритча впервые, даже начинали скучать. "Еще один заурядный фокусник", — думали они.
А Мак-Ритч, продолжая всматриваться в карты, выдвигал из нагрудных карманов проволочные усы, слегка разводил их, чтобы они торчали не только в стороны, но и вперед — в эти секунды веер начинал шевелиться в его руке — доставал из-за пазухи две свечи, вставлял их в миниатюрные конструкции на концах усов, и на вершинах свечей возникали два колеблющихся язычка пламени. Мак-Ритчра схватывал один веер на два — и в этот момент вступала тихая мелодия.
Развитие волшебного действа шло исподволь. Артист изучал то один веер, то другой, слегка покачивался, чуть переступая, и в какой-то момент публика вдруг явственно различала, что едва заметные смены позиций ног наполнены все более и более открывающимся внутренним ритмом. И тотчас же выяснялось, что между паркетом и подошвой исполнителя уже зародился жужжащий стрекот.
Мак-Ритч отнюдь не форсировал события. Но и не затягивал разгона. В полном соответствии со звучанием фонограммы он аккуратно и неумолимо открывал шлюз для будущего стэпового потока. Карты пульсировали в его руках, разворачиваясь к аудитории то лицевой стороной, то краповой, подрагивающие ноги осваивали все большее паркетное пространство, свечи горели... И внезапно — цок! Одиночный удар забивания гвоздя. Далее опять ритмическое шарканье, и еще раз — цок! Уже в другую сторону. А затем — целый ливень острых клацающих, как затвор, объемных звуков! Сдерживающие заслонки распахнулись.
В ураганном стэпе он приближался к зрителям, манипулируя веерами — то разворачивая их в поблескивающие веера, то сворачивая в полуколоды и выполняя вольт Шарлье, разного рода снятия, то вновь раскрывая в отливающие ярким светом полукружия. Оказавшись вблизи столика, он соединял карты в колоду, вихрящуюся в левой руке, а правой рукой... Правой он мог взять руку дамы и поцеловать ее — не прерывая ни стэпа, ни карточных манипуляций — а мог с улыбкой поднять чашечку кофе и пригубить черный посверкивающий напиток. Импровизации его были вольны и разнообразны.
Да, в этом он и вправду напоминал Дюка Эллингтона — как и замечательный джазист, Мак-Ритч демонстрировал неистощимую изобретательность не только зрителям, но и своим коллегам, пришедшим в варьете взглянуть на новые выдумки "этого Мака и этого Ритча".
— Еще в детстве я был напоен движением, — говорит артист. — Мне всегда казалось, будто внутри меня крутится миниатюрный электрический моторчик. А когда я увлекся фокусами, то задумал внести и в них ощущение динамической радости. А мой учитель, известный престидижитатор, демонстрируя карточные чудеса, стоял на месте, не в смысле творчества, а впрямую, чисто физически, как столб — это не ложилось на мой характер, иногда даже вызывало протест. Когда я впервые вышел к зрителям как фокусник, то неожиданно обнаружил — стою и не двигаюсь ни вправо, ни влево. Я был, помню, недоволен таким открытием, однако так делали все, и я поначалу даже укрепился во мнении, что иной позиции для вершителя чудес и быть не может. Но воспоминания детства сидели во мне, вероятно, слишком глубоко, и однажды мне в голову пришла мысль — ведь я как волшебник хорошо знаю, что мне делать с руками, но мне совершенно не известно, куда при этом девать ноги. Это наблюдение взбудоражило меня, и я полночи не спал, пытаясь устранить открывшуюся проблему. Решение пришло под утро — стэп! Фокусы и стэп одновременно! Тогда найдется работа не только для рук, но и для ног! Вероятно, в других условиях я мог бы стать неплохим ударником в оркестре, но сидеть на одном месте — это не для меня...
Да, стремление Мак-Ритча импровизировать сближало его с далекой звездой Эллингтоном, но — не только оно. Случай, замечу, отнюдь не редкий — когда творческий почерк одного исполнителя оказывался похожим на индивидуальную манеру совершенно другого солиста из абсолютно иной области искусства. Мак-Ритч, подобно Эллингтону, тоже оказался нарушителем привычного. А кто еще из карточных престидижитаторов мог похвастаться умением бить стэп во время своего шоу?!
Подганцевав к столику, за которым сидела дама, выбравшая и запомнившая карту, он принимался расстегивать (одной рукой, естественно) свой жилет. Далее, запустив руку под полу пиджака сзади, он сдергивал жилет и отшвыривал отработавший костюм в сторону кулис. Но на месте прежнего оказывался другой жилет. Мак-Ритч размыкал пуговицы и этого жилета, потом выхватывал его из-под пиджака, тотчас откидывая назад... И так далее — в кармане 15-го по счету жилета оказывалась карта зрителя!
Не прерывая стэпа, он становился на руки, продолжая выбивать автоматоподобный ритм и, балансируя ногами в воздухе, начинал перемещаться на руках между карт, только что разбросанных им на полу. Он собирал эти карты, используя одну из них как лопаточку, а затем расстилал эти карты на полу в достаточно длинную полосу. Он, не опуская ног на паркет, мог многократно вскрывать одну и ту же карту, каждый раз раз показывая, что она — иная, чем прежде... Даже в нестандартности он продолжал оставаться импровизатором.
А любимым его трюком был "Собирание карт в колоду на воздухе".
Рис. 53
1. Фокусник берет колоду, повернутую крапом вверх, в левую руку, обращенную ладонью вниз, причем правый большой палец накладывается на ближнее короткое ребро колоды, а правые средний и безымянный — на дальнее короткое ребро.
2. Левая рука вытягивается вперед (опытный исполнитель может вытянуть ее влево), развернувшись ладонью вверх.
3. Правая рука с колодой подносится сверху к вытянутым пальцам левой руки; правый большой палец нажимает на ближнее короткое ребро, отчего колода выгибается серединой вверх, к правой ладони, и карты с лицевой стороны колоды начинают вырываться по одной, ложась на подставленную левую руку; однако правая кисть не остается в неподвижности — когда карты начнут вырываться из-под правых среднего и безымянного пальцев, правая кисть, не выпуская согнутой колоды, принимается двигаться вдоль левого предплечья по направлению к левому локтю (для опытных исполнителей — по направлению к левому плечевому суставу, — рис.53, а). В результате вся колода оказывается разложенной на левом предплечье (для опытных исполнителей — на левой руке) крапом вверх.
4. Слегка (на несколько сантиметров) качнув левую руку вниз, чародей делает распрямленной левой рукой резкое и сильное движение вверх, отчего карточная полоса, оторвавшись от левой руки, взлетает в воздух; правая кисть, повернутая ладонью вниз и полусогнутая (большой палец приближен к остальным), подводится к дальнему краю взлетевшей полосы с таким расчетом, чтобы этот край вошел в правую ладонь между правыми большим и остальными пальцами (рис.53,6). Бросок полосы левой рукой сообщает картам энергичное движение вверх, придавая им инерцию, за счет которой они все влетают в правую ладонь; при этом правая ладонь одновременно опускается вниз, подстраховывая трюк — захватывая не успевающие долететь карты.
Хочу отметить, что Алэн Мак-Ритч выполнял этот жонглерский трюк не в соответствии с собственным имиджем первопроходца, а согласно установившимся правилам — раскладка колоды на левой руке и тотчас, без всякого перерыва, подброс и схватывание карт. Мне это показалось статичным, одномоментным, а потому не слишком впечатляющим действием, и на Дрезденском Конгрессе ФИСМ я, разложив карты на левом предплечье, решил усилить трюк — спустился со сцены по ступенькам в зал УФА-Паласта, призывая при этом зрителей сосчитать количество карт в разложенной на руке полосе. Помнится, я даже обратился к членам жюри — доктору Курту Бадариану (Австрия) и иллюзионисту Доменико Данте (Италия), но они, как и подобает компетентным судьям, внимательно смотрели и молчали. Кто-то из публики произнес фразу, похожую на наше "Все нормально!" — и я, повернувшись к сцене, поднялся на нее, подошел к столу и только тогда, бросив полосу с руки в воздух, поймал ее, не уронив ни единой карты. Так что данный красивый карточный трюк вполне может быть динамизирован. Правда, я при этом не бил стэпа.
— Мой кумир — великий клоун Грок, — отмечал Алэн Мак-Ритч в многочисленных интервью. — Именно Грок вдохновил меня на карточную эксцентрику.
...Родина великого Грока — Швейцария, а его настоящее имя — Адриен Веттах. Прекрасный пример артиста, о котором в начале его карьеры газетные рецензенты отзывались как о бездарном исполнителе, а во время ее феерической вершины, когда номер Грока, выступавшего в парижских мюзик-холлах "Альгамбра" и "Олимпия", длился около часа (1932 -1937 гг.), величали гением и королем. Искушенную аудиторию поражало сочетание тонкой музыкальности и взрывной акробатики. Вот Грок садился за фортепиано — в зал шли аккорды классической музыки, и публика погружалась в мир чарующих звуков, как вдруг с головы Грока падал цилиндр, и тот принимался его ловить, вскакивая на крышку фортепиано и перепрыгивая через пюпитры оркестрантов. Вот Грок брал в руки скрипку — зрители внимали ее мелодической напевности, отдаваясь во власть торжественного таинства, а Грок, неожиданно крутнувшись вы пируэте, тотчас же опрокидывал свое тело, вымахивая на сцене сальто, а его скрипка при этом продолжала выпевать романтическую партию, словно бы ничего не случилось. Тристан Реми в своей книге "Клоуны" (М., "Искусство", 1965 г.) писал о Гроке: "Он все делал легко, естественно, почти незаметно, без подчеркнутых эффектов, необыкновенно разнообразно — тонко и сдержанно, с чувством меры"...
Алэн Мак-Ритч перенес некоторые трюки легендарного клоуна на фокусы с картами. Например, он садился на стул, не прерывая стэпа, и тасовал четырех тузов, затем вскакивал на сиденье стула, продолжая выбивать дробь, затем оказывался на верху его спинки, а когда спрыгивал на сцену, в его руках уже находились четыре валета.
Однажды с Мак-Ритчем произошел комический случай. В финале мюзик-холльного представления он должен был спускаться по лестнице, а затем выходить на авансцену и демонстрировать 15-секундное карт-стэповое волшебство. Однако вокальная звезда мюзик-холла, капризная эстрадная певица, чье имя привлекало не только молодежь, но и поклонников более солидного возраста, потребовала, чтобы на ступеньки был положен ковер — она боялась поскользнуться. Директор мюзик-холла пошел ей навстречу. Ковер постелили, чем напрочь ликвидировали возможность стэпа. Но Мак-Ритч нашел выход — за один день ему сделали туфли с металлическими каблуками, пустыми внутри. В полость этих каблуков Мак-Ритч вложил монеты — они звенели, подпрыгивая, при каждом встряхивании стопы. И все прошло бы удачно, но неприятность никогда не приходит в одиночку. Когда радостный Мак-Ритч, завершив свой победно-позванивающий стэп, спустился с лестницы, рядом оказался ленивый клоунский осел — его отвели в сторону после предыдущего комического номера. Мак-Ритч, поглощенный непривычным для него стэпом, не заметил жвачное животное и оказался в непосредственной от него близости. Держа колоду наготове, он раскинул руки, приветствуя публику, и карты оказались совсем рядом с мордой осла. И тот, взяв зубами неожиданное подношение, качнул головой, вынимая колоду из руки престидижитатора. Когда фокусник удивленно взглянул налево, осел уже мерно двигал челюстями, и поблескивающие половинки перекушенных карт падали на шикарную сцену. Зрителей рвал на части хохот.
Я не могу исключить возможности, что кто-нибудь из волшебников вдохновится развить "метод Алэна Мак-Ритча", соединив танец и карточную престидижитацию — в таком случае храбрецу непременно потребуются приемы жонглирования картами. И я готов порекомендовать ему воспользоваться следующими двумя моими разработками.
Первая.
Рис. 54
1. В левой руке, повернутой ладонью вправо, исполнитель держит на уровне пояса колоду карт, обращенную крапом вправо; левый большой палец накрывает крап колоды со стороны верхнего длинного ребра, а остальные правые пальцы располагаются со стороны нижнего длинного ребра.
2. Левый большой палец внедряется в колоду со стороны верхнего длинного ребра, отделяя от колоды несколько карт с краповой стороны этой колоды (рис.54, а).
3. Левый большой палец с силой распрямляется, отчего пачка отделенная им от колоды карт, взлетает в воздух в направлении "вправо-вверх", делает один полный оборот вокруг продольной (соединяющей центры коротких ребер (оси и падает лицом в правую ладонь, повернутую вверх (рис.54,6).
4. Повторяя пп.2-3, фокусник получит в правой ладони перетасованную колоду.
Вторая.
Рис. 55
1. В поднятой на уровень груди левой руке, обращенной ладонью вверх, исполнитель держит колоду карт, повернутую крапом вверх, причем кончик левого большого пальца наложен на ближнее длинное ребро вблизи его левого края, а кончики остальных левых пальцев находятся на дальнем длинном ребре колоды. Снизу-справа к колоде подводится правая рука, направленная ладонью вверх.
2. Кончики правых среднего и безымянного пальцев помещаются на дальнее длинное ребро вблизи его правого края, а правый большой палец, наложенный на ближнее длинное ребро вблизи его правого края, отделяет нижнюю полуколоду (на рис.55, а дан вид со стороны фокусника).
3. Две разделенные полуколоды разводятся в стороны (нижняя полуколода отводится правой рукой вправо, а верхняя полуколода — левой рукой влево), после чего их внутренние (левое у правой полуколоды и правое у левой полуколоды) короткие ребра сводятся вместе с таким расчетом, чтобы карты одной полуколоды вошли между карт другой полуколоды (на рис.55, б дан вид со стороны волшебника).
4. Когда карты одной полуколоды проникнут между карт другой полуколоды на 2-4 см, процесс сближения полуколод приостанавливается, а кончики обоих указательных пальцев, нажимая на краповые стороны полуколод вблизи их коротких ребер, со щелчком прижимают лицевые стороны обеих полуколод к поверхностям больших пальцев (на рис.55, в дан вид со стороны чародея), при этом мизинец, средний и безымянный пальцы обеих рук с колоды снимаются.
5. Правая рука, продолжая придерживать кончиками пальцев правую полуколоду, перемещается ладонью на ее лицевую сторону (ладонь обращена в сторону зала) и охватывает обе вдвинутые друг в друга полуколоды за их короткие ребра — правый большой палец захватывает левое короткое ребро, а правые средний и безымянный пальцы зацепляют правое короткое ребро; левый большой палец временно оказывается под правой кистью, а другие левые пальцы надавливают на крап соединенных полуколод, вминая лицевую сторону этих полуколод в левую ладонь исполнителя (на рис.55, г дан вид со стороны фокусника).
6. Правая кисть, обращенная ладонью вверх, отводится вправо-вниз; в этой кисти вдоль ладони выложены две соединенные полуколоды, удерживаемые в напружиненном состоянии правым большим (со стороны левого короткого ребра) и правыми средним и безымянным пальцами (со стороны правого короткого ребра); слегка разведя кончики правых пальцев, волшебник дает возможность согнутым картам распрямиться с одновременным выходом вверх (рис.55, д). Когда все карты колоды окажутся между кончиками правого большого (наложенного на ближнее короткое ребро) и правых среднего и безымянного (помещенных на дальнее короткое ребро) пальцев, волшебник несколькими движениями кончиков правых пальцев выравнивает колоду.
7. Работая только пальцами правой руки, чародей поворачивает колоду на 90 градусов, в результате чего колода, ранее направленная на исполнителя коротким ребром, теперь оказывается обращенной к волшебнику длинным ребром; крап колоды по-прежнему направлен вверх.
8. Фокусник вкладывает кончики правых пальцев (кроме большого) внутрь колоды со стороны ее дальнего длинного ребра, в результате чего пачка верхних (краповых) карт оказывается приподнятой (рис.55, е).
9. Кончики правых пальцев (кроме большого), находящиеся под дальним длинным-ребром отведенной от колоды пачки верхних карт, резко распрямляются, отчего пачка верхних карт взлетает в воздух вертикально вверх, делает в воздухе один оборот (рис.55, ж) и падает на крап колоды, расположенной в правой руке, ложась на него своей лицевой стороной.
¹Отечественные кинозрители могли видеть стэп в фильме Эльдара Рязанова "Карнавальная ночь" (1957 г), в котором Борис и Юрий Русаковы исполняли "Мексиканский танец"; в ленте Карена Шахназарова "Зимний вечер в Гаграх" (1984 г.), где участвовала целая группа стэпистов (Евгений Зернов, Владимир Кирсанов, Игорь и Олег Федоткины, Аркадий Насыров); в картине "Коттон клуб" (1984 г.) американского режиссера Фрэнсиса Копполы с виртуозом стэпа Грегори Хэйнсом.

13

В заключение — две цитаты.
Для создателей трюков.
Иллюзионное творчество — задача непростая. Особенно в области карточных фокусов, которых насчитывается огромное количество — более 50 тысяч штук. Тем не менее, разработка новых чудес возможна и здесь — за счет повышенного интеллектуального напряжения. Я уверен, что нерожденных трюков еще вполне достаточно, а истина и вправду лежит посредине. Так или иначе, но всегда следует помнить слова лорда Честерфилда, сказанные им в письме к своему сыну: "В делах нужна изящная простота, которая достигается внимательностью, а отнюдь не кропотливым трудом".
Для исполнителей.
Кому-то может показаться, что изложенные здесь карточные трюки трудны в исполнении. Это правда, но тут нет ни одного фокуса, который мною не демонстрировался бы. Раз могу я, то сумеют и другие. Кому-то покажутся излишними советы и рекомендации по использованию в престидижитации пантомимы, танца или жонглирования. Может быть, они правы — мне хорошо известны фокусники, не обращающиеся к этим жанрам и тем не менее великолепно демонстрирующие рукотворные чудеса. Однако я убежден, что синтез жанров обогащает выступление многократно. Кому-то более важным покажется секрет трюка, а вовсе не уровень его показа; Такое тоже допустимо — правда, на начальных стадиях обучения. Однако я хочу, чтобы все исполнители знали о словах великого русского актера Михаила Щепкина, обращенных к тому, кто решился выйти на публичное представление: "Священнодействуй, или убирайся вон!".
Назад | Оглавление | Вперед

Преферанс. Правила преферанса, справочный материал, Кодекс преферанса, задачи, карточные термины, анекдоты, поговорки, программы для игры в преферанс, книги о преферансе.